16. СВОДКА-ОРИЕНТИРОВКА
«21 июня в 0 часов 43 минуты в Москве на Трудовой улице, дом 7, двое неизвестных нанесли смертельное ножевое ранение в спину шоферу пятого таксомоторного парка Попову Константину Михайловичу, сели в его автомашину ММТ 52–51 («Волга» бежевого цвета) и скрылись. Пострадавший вышел на Большую Андроньевскую улицу и у дома № 23 скончался.
В совершении убийства подозреваются приезжие из города Паневежиса Литовской ССР по имени Альбинас и Владимир, в возрасте 17–18 лет.
…Принять меры к обнаружению автомашины и задержанию преступников. Розыск ведет 33-е отделение милиции города Москвы…»
17. АЛЬБИНАС ЮРОНИС
Уже совсем развиднелось, хотя солнца еще не было видно над горизонтом. Впереди я рассмотрел огромную стрелку, показывающую налево. Через минуту мы притормозили около стрелки. Я прочитал надпись: «Горький». Чуть подальше стоял указатель: «До Владимира – 2 километра».
Так, значит, мы едем в сторону Горького. Эта стрелка указывает объезд вокруг Владимира в направлении Горького. Ну что ж, во Владимире нам делать нечего. Надо ехать дальше. Надо вообще как можно дальше уехать от Москвы, пока нас не хватились.
– Бензин скоро кончится, – сказал я. – Надо где-нибудь заправиться. А не то сядем на дороге куковать.
– А на какие шиши заправляться будем? Ни одной монеты нет, – сказал Володька. – Хорошо бы, кто проголосовал.
– Ночь еще, рано. Пешеходы двинутся через час-другой. Нам на столько езды бензина не хватит.
– Знаешь что, – сказал Володька, – давай съедем куда-нибудь в лес и часа два поспим. Нам это вообще не помешает – еще неизвестно, когда спать придется сегодня, а с другой стороны, действительно: люди появятся на дороге – глядишь, заработаем на горючее.
Мы проскочили вокруг Владимира по объездному кольцу и выехали на Горьковское шоссе уже далеко за городом. Промчались несколько километров, пока не нашли удобный, пологий съезд с шоссе. Въехали в лес, и я наконец выключил мотор. Здесь еще было сумеречно, очень тихо и очень свежо. Птицы чирикали, и я подумал, что уже давно не слышал пения птиц, все как-то не приходилось. Мы вышли из машины, размялись, подышали. Я почувствовал, что этот жуткий страх, который охватил меня тогда, понемногу стал проходить. Мы все-таки умудрились далеко умчаться. А в таких делах это первое дело. Да и времени уже прошло не меньше двух часов. Улеглась невыносимая дрожь. Из-за нее я не мог собраться с мыслями, все спокойно обдумать и принять какое-то одно, правильное решение. Сейчас поспим немного и войдем в форму. Можно будет делать что-то дальше. Володька улегся на заднем сиденье, я пристроился спереди. Но лечь удобно никак не удавалось – ноги длинные. А потом налетели комары. Они, гады, звенели тонко, как пикировщики. И уснуть из-за них никак не удавалось. Я лежал на узком сиденье и против воли все вспоминал про Паневежис. Наверное, лучше всего было бы все-таки вернуться туда. Только боязно было из-за этого самосвала. Дернул нас черт тогда с Володькой угонять этот паршивый грузовик! На кой черт он нам сдался, если подумать! И удовольствия-то мы толком от езды не получили. Прокатились и бросили. А теперь если узнали, что это наша с Володькой работа, то и не вернешься из-за него. Старая судимость сразу всплывет. Да если подумать, то какая она старая? В феврале судили только, полгода еще не прошло. И тоже угон грузовика. Прибавят тот условный срок, и, глядишь – два года, как в аптеке, пропишут. А если не в Паневежис, то куда деваться, спрашивается? Нам сейчас, с таксистом этим, болтаться просто так не годится. Под первую проверку где-нибудь попадешь – и с концами. Разве что еще раз попробовать, но только не так дурацки и чтобы деньги были… Может быть, податься до Сухуми на поезде без билета, зайцами? Я сказал:
– Володь, ты не спишь?
– Нет. Комары кусают. А что?
– Слушай, может быть, дальше тронемся? Мы почти час отдохнули, а комары все равно спать не дадут…
18. ЕВГЕНИЯ КУРБАТОВА
Я твердо знаю, что люди действительно рождаются для лучшего. Но в долгих жизненных лабиринтах где-то происходит незаметный поворот, и человек становится могильщиком, или палачом, или ассенизатором. А почему? Ведь ни один ребенок не планирует стать палачом: скажи об этом любому мальчишке – он просто обидится. И сколько бы мне ни объясняли, что любой труд почетен, я никогда не поверю, будто рыть могилы или вывозить дрянь – самое обыкновенное занятие. Конечно, сразу ткнут в меня десятком укоризненных пальцев: а кто же должен заниматься этим? Да не знаю я – машины, наверное…
Около шести утра отпечатали фотографии с пленки из фотоаппарата, забытого у Баулина. Я долго внимательно рассматривала их, пытаясь среди многих лиц на нечетких, размытых отпечатках угадать лица тех, что, как и все, родились для лучшего, а сами убили человека, и теперь их ждет тюрьма.
Судя по всему, фотографировалась компания во время пьянки. На столе бутылки, стаканы, какие-то пьяные рожи.
Потом появилось изображение Баулина. Хмельное блаженство морем разливалось по толстой физиономии. Вот тоже, наверное, человек создавался для чего-то выше, чем отсчитывать бутылки, четвертинки, стаканы «красноты». Чушь какая, всю жизнь будто под наркозом.
Он сразу опознал своих постояльцев:
– Вот Володька, с усиками, а этот – Альбинас!
– А был такой эпизод, когда вы вместе фотографировались?
– А как же! Позавчера. Я только думал, что Володька снимает так, для виду, на пустую пленку. Но все равно было забавно, вот мы и щелкались.
– Кто изображен на других кадрах?
