— Курить тут, я так понимаю, нельзя, — вздохнул Марино.
Часы показывали десять минут десятого. Чернильное небо над нами испещряли звезды. Внизу безмолвным, недвижным океаном раскинулся Голубой хребет. Мы миновали темные пятна лесов и, плавно снижаясь, устремились к кирпичному зданию — по-видимому, школе. Прямо за ней было футбольное поле, освещенное полицейскими мигалками и ярко горевшими сигнальными огнями. Ко всей этой совершенно излишней иллюминации добавлялся еще и свет нашего прожектора в тридцать миллионов свечей, бивший из-под брюха. Уит аккуратно опустил вертолет на траву рядом с центральной линией.
— Стадион «Боевых коней», — прочитал Уэсли на растяжке, прикрепленной к ограде. — Надеюсь, у них дела идут лучше, чем у нас.
Лопасти замедляли вращение. Марино выглянул в окно.
— Ни одного школьного матча не видел, как сам играть перестал.
— Я и не знала, что ты был в команде, — заметила я.
— Ха! Двенадцатый номер.
— И в какой позиции играл?
— На переднем крае, блокирующим нападающим.
— Я так и подумала.
— Это, кстати, Сваннаноа, — объявил Уит. — Блэк-Маунтин немного восточнее.
Нас встречали двое полицейских из Блэк-Маунтин, оба в форме и оба на вид слишком зеленые даже для того, чтобы водить машину, не говоря уже о стрельбе. При нашем появлении они побледнели и старались только не слишком глазеть на нас. По их напряженным гримасам можно было подумать, что мы прибыли на космическом корабле, бесшумно опустившемся на поле в лучах неземного сияния. Они явно не понимали, каким ветром в их маленький городок занесло столь важных персон и как себя с ними держать, и из-за этого разговор у нас по дороге не клеился.
Вскоре мы припарковались на узкой улочке. По стенам домов в такт шуму двигателей метались огни мигалок. Я насчитала, помимо нашей, еще три патрульные машины, две пожарные, «скорую», два автомобиля без опознавательных знаков и «кадиллак».
— Отлично, — пробормотал Марино, захлопывая за собой дверь. — Мало не полгорода собралось.
Лента, огораживающая место преступления, была протянута от столбиков крыльца к кустам на участке и продолжалась по обеим сторонам бежевого двухэтажного дома, покрытого алюминиевым сайдингом. На гравийной подъездной дорожке стоял «форд-бронко», а за ним «скайларк» обычной окраски, но с полицейскими антеннами и маячком.
— Это его машины? — спросил Уэсли, пока мы поднимались по бетонным ступенькам.
— Те, что на дорожке? Да, сэр, — ответил один из наших сопровождающих. — Вон там с угла, наверху, — комната, где его нашли.
Увидев лейтенанта Мота, появившегося в дверях, я не на шутку встревожилась. Он, совершенно очевидно, не последовал моему совету.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я его.
— Ничего, держусь. — Облегчение, которое принесло ему наше появление, было таким явным, что, по-моему, еще немного, и он бросился бы к нам с объятиями. Лицо его все еще оставалось серым, а пот, пропитавший воротник джинсовой рубашки, поблескивал на лбу и шее. Табачным перегаром от него так и несло.
Мы немного замешкались, стоя в прихожей, спиной к лестнице на второй этаж.
— Что уже сделано? — спросил Уэсли.
— Док Дженретт сделал фотографии, целую кучу отснял, но ни к чему там не притрагивался, как вы и сказали. Если хотите с ним переговорить, он на улице, болтает с ребятами из отделения.
— Машин вокруг полно, — заметил Уэсли, — а где же люди?
— Парочка парней на кухне. Еще один или двое ковыряются во дворе и в лесочке позади дома.
— Наверху они не были?
Мот глубоко вздохнул.
— Ну, врать не буду — поднимались они туда глянуть. Но ничего там не потревожили, уж это будьте спокойны. Близко только док подходил. — Лейтенант направился вверх по лестнице. — Макс… он… Ах ты, черт! — Остановившись, он оглянулся на нас. На глазах у него блестели слезы.
— Я пока толком таки не понял, как вы его нашли, — сказал Марино.
Пока Мот собирался с духом, мы добрались до второго этажа. Пол здесь устилал тот же темно-красный ковролин, что и внизу, стены были обшиты медового цвета сосновыми панелями, покрытыми густым слоем лака.
Мот прочистил горло.
— Вечером, часов около шести, я заглянул к нему узнать, как насчет того, чтобы составить мне компанию за ужином. Он не открыл, ну, я решил, что он в душе или вроде того, и вошел внутрь.
— Вы не замечали ничего, что могло бы свидетельствовать о его увлечении чем-то подобным? — как можно более тактично спросил Уэсли.
— Нет, сэр, — с чувством ответил Мот. — Даже и представить не мог. Прямо в голове не укладывается… Ну, я слыхал, что некоторые занимаются всякими такими штуками, но вот зачем — ума не приложу.
— Удавку во время мастурбации используют, чтобы сдавить сонную артерию, — объяснила я. — Это ограничивает приток крови и кислорода к мозгу, что якобы способствует усилению и продлению оргазма.
— Еще такую штуку называют «бесконечное кончанье», — с обычной своей деликатностью бросил Марино.
Дальше Мот с нами не пошел, и к освещенной комнате в конце коридора мы направились без него.
Спальня агента бюро расследований штата Макса Фергюсона была обставлена в сдержанном, совершенно мужском стиле: пара приземистых сосновых комодов и стойка с ружьями и дробовиками над письменным столом-бюро. Его пистолет, бумажник, удостоверение личности и упаковка презервативов лежали на тумбочке, рядом с кроватью, застеленной лоскутным одеялом. Костюм, в котором я видела Фергюсона в Квонтико, он аккуратно повесил на стул, носки и ботинки оставил рядом.
Между дверями в туалет и гардеробную, в нескольких дюймах от тела Фергюсона, накрытого цветастым вязаным покрывалом, стоял деревянный барный стул без спинки. Сверху свисал перерезанный нейлоновый шнур, прикрепленный к крюку в потолке. Я достала из медицинского чемоданчика перчатки и термометр. Когда я убрала покрывало, Марино тихонько выругался. Открывшаяся картина, похоже, была самым страшным кошмаром Фергюсона. Сомневаюсь, что смерть от пули страшила его хотя бы вполовину так же сильно.
Фергюсон лежал на спине, в черном лифчике четвертого размера, набитом носками, от которых слабо тянуло мускусом. Черные обтягивающие трусики из нейлона, которые он тоже нацепил перед смертью, были спущены к волосатым коленкам, а на обмякшем члене все еще болтался презерватив. Лежавшие рядом журналы выдавали его пристрастие к женщинам в садомазо-костюмах, с силиконовыми грудями и сосками величиной с блюдце.
Я осмотрела удавку, врезавшуюся в подложенное под нее полотенце, обмотанное вокруг шеи. Шнур, потертый и слегка распушившийся, разрезали непосредственно над восьмым витком умело завязанной висельной петли. Белки глаз Фергюсона были почти полностью прикрыты веками, язык вывалился наружу.
