порезал ее спину.
— Ужасно.
— Идем.
— Куда мы идем?
Кваскви скрестил руки, тихо стоял, пока сойки над ним суетились и шумели.
— Нет гарантий, что она видела что-то полезное! Или что она видит сны об этом!
— В этот раз ты не уклонишься. Элиза — Иная. Она знает, на что ты способна. Она бы согласилась, — он кивнул на Братьев-медведей. Они встали по бокам от меня, улыбка Генри пропала.
— Кои полезнее, когда действует по своей воле, — сказал Кен.
Я подняла руки, показала ладони.
— Ладно, ладно. Джорджу и Генри не нужно меня тащить, — сказал я, послав Генри хмурый взгляд. Он кашлянул и склонился, чтобы перевязать шнурки на огромных кроссовках. Джордж едва заметно скривился. — Я попытаюсь забрать у Элизы фрагмент. Веди.
Кваскви медленно и протяжно выдохнул.
— Сюда, — он перепрыгнул ступеньки беседки и открыл для меня дверь дома. Мы прошли по желтой плитке кухни, в коридоре были фотографии Элизы и других блондинов разного возраста, видимо, ее семьи. Мы прошли в гостиную, где были темные балки и створчатые окна. Элиза лежала на бежевом диване с бирюзовыми и изумрудными вельветовыми подушками. Она лежала лицом вниз, голова была повернута в сторону. Белая простыня накрывала ее от шеи и ниже. Рядом с ней на коленях сидел юноша с фарфоровой кожей, кудрявыми светлыми волосами, свисающими ниже его ушей, и орлиным носом. Юноша был в белом халате, на шее висел стетоскоп.
— Она все еще без сознания, — сказал он.
— Это Кои, — сказал Кваскви и кивнул на парня. — Чет — кузен Элизы. Он учится на медбрата в Орегонском университете Науки и Здоровья.
Чет встал. Он был моего роста, хотя казался выше из-за угловатого телосложения. Мне было интересно, был он человеком или кобольдом.
— Ты — баку, — он протянул руку. — Рад знакомству.
Реакция была такой нормальной и человеческой, что я просто уставилась на него, широко раскрыв глаза. Кваскви увидел мое замешательство и рассмеялся.
— Ты справляешься с Буревестником и Медведями, но Чет Мюхлер лишил тебя дара речи? — он ткнул локтем Кена, прошедшего в дом за мной. — Тебе нужно переходить к действиям, ведь другой представительный Иной может ее увести. Ты потерял преимущество.
— Я не жму руки, — сказала я. Кваскви раздражал. Но я была рада, что рядом был шутник, а не обвинитель.
— Конечно, — сказал Чет, вытирая ладони о штаны. — Прости, — он ушел к дивану. Пряди спутанного хвоста волос Элизы подрагивали от ее дыхания. Она выглядела уязвимо, пока лежала там. — Посмотрите, — он отодвинул простыню.
Кто-то порезал спину Элизы. Фарфоровая кожа явно была семейной чертой. И она идеально контрастировала с красными глубокими ранами. Генри охнул, спрятал лицо в изгибе локтя. Джордж повел его к входной двери.
Кваскви подошел ближе.
— Это узор.
— Да, — сказал Чет. — Треугольники. Я такого еще не видел. Вряд ли это Иные.
— Я это видел, — сказал Кен. — В квартире Кои.
Я заставила себя посмотреть на истерзанную кожу Элизы, сглотнув едкий вкус картошки в горле. Кен был прав. Это были три пересекающиеся треугольника. Мои ноги столкнулись со стеклянным столиком раньше, чем я поняла, что пятилась. Я резко опустилась на книгу с фотографиями кофеен Портлэнда, такую же я подарила Марлин на Рождество в прошлом году.
— Нет, — сказала я. Больше доказательств. Тот, кто устроил погром у меня дом, напал на Элизу. И убил Дзунукву.
Кен описал цитату и символы в моей квартире.
— Это другая часть цитаты из Замка ведьмы. «Что в смертном сне тебе приснится». Это вызов баку. Иначе зачем упоминать сны? — Кваскви повернулся ко мне, пылая гневом. — От этого нельзя больше прятаться, Кои. Больше никакой лжи.
Входная дверь распахнулась, вошел Пон-сума. Его ладони были в грязи, распущенные волосы спутались с листьями и прутиками. Он был только в шортах. Чет взглянул оценивающе на голую тонкую грудь Пон-сумы, на ней не было волос. Чет укрыл спину Элизы простыней. Хоркью Камуи сказал Кваскви:
— Человек. Других следов нет.
— Тогда сойки правы, — Кваскви толкнул меня в спину. — Теперь ты. Получи картинку того, кто это сделал. Мне нужно описание. Мы найдем гадов.
— Это не все, — перебил Пон-сума. — Фраза на тротуаре кровью свиньи.
Мою грудь сдавило. О, только не еще одно упоминание снов.
— И что там говорится?
— Весь мир — сон, а смерть — толкователь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Кваскви впился в шнурки моей толстовки и потянул, я задыхалась.
— Что ты наделала, Кои? Как разозлила неонацистов?
Кен тихо кашлянул, стоял очень близко. Кваскви отпустил меня с громким шипением. Я поежилась, дыша слишком быстро. Мое сердце отбивало быстрый ритм о ребра. Я пятилась, пока не ощутила тепло груди Кена.
— Неонацисты? — повторил Чет.
Кен поднял телефон, показал картинку с сайта Южного центра прав бедных. Там был злой немытый белый парень, гордо показывающий татуировку трех пересекающихся треугольников на груди.
— Это из Портлэнда. На фоне видно гору Худ.
— Почему неонацисты цитируют Шекспира для Кои?
Кен покачал головой.
— Я не уверен, что это направлено на Кои.
Кваскви фыркнул.
— Не уверен, что ты нормально воспринимаешь ситуацию, отчаянно желая прощения.
Я указала на Элизу.
— Ты послал ее шпионить за мной давным-давно. Я хожу на занятия в колледж. Хочу к Марлин домой. И «Стапмтаун» — не гнездо сторонников превосходства. После того, как началось безумие, ты все время был рядом. Когда я успела бы разозлить неонацистов?
— Акихито, — сказал Кваскви.
— Мой отец то под опекой медсестер, то в коме. Если неонацисты не отправились вдруг в Армию спасения, то я не знаю, как они могли пересечься.
— Твой отец жил долго. Ты многого о нем не знаешь, — очко Кваскви. Знания о том, каким папа был до встречи с мамой, до открытия «Маринополиса» до появления двух дочерей, были мелкой дырой в моем сердце,
