Помещение постоялого двора «Таверна Джедборо» ничем не отличалось от других постоялых дворов и трактиров: чрезмерно большое помещение, стены которого выложены из крупных камней, низкий потолок из покрытого мхом дерева. Стойка была не чем иным, как толстой доской, положенной на ряд старых бочек из-под эля, а столы и стулья были грубо сколочены из дубовых досок. Огонь трещал в открытом камине и прогонял прочь холод ночи из помещения таверны; дальше в глубине деревянная лестница вела на второй этаж дома, туда, где располагались комнаты для гостей.
Сперва Мэри позаботилась о пострадавшем. Настолько хорошо, как могла, она перевязала его рваную рану и распорядилась, чтобы его отнесли домой, где бы он мог набраться сил. Потом Винстон заказал у хозяина таверны ужин, и теперь для них накрыли стол с роскошной едой, которая состояла из эля, сыра, хлеба и хэггис[7]. В то время как по Китти и Винстону было видно, что они невысокого мнения о шотландской кухне, Мэри же, напротив, нашла в ней свой вкус. Возможно, причиной тому была ее антипатия ко всему искусственному, преувеличенному, что заставляло ее ценить преимущества простой кухни, а потому сильно сдобренные приправой бараньи потроха пришлись ей гораздо больше по вкусу, нежели куропатка и фазан, подававшиеся на скучных ассамблеях.
Также от нее не ускользнули взгляды, которыми украдкой обменивались присутствующие там мужчины и женщины. Мэри никогда не видела прежде таких взглядов, но вскоре она поняла, что они означали.
Голод.
Люди, которые сидели там, за соседними столами, были бедны, как нищие. Целые бараньи потроха были явно гораздо больше того, что они съедали за месяц всей семьей. Когда Винстон вскоре пожаловался на то, что шотландцы даже не знают, как варят настоящий эль, Мэри резко одернула его. Что-то внутри нее инстинктивно заступилось за этих людей, которые жили в этой чужой для нее стране. Это шло из глубины ее души, и истоки этого она была не в состоянии определить.
Так они сидели молча за столом, стоящим недалеко от камина, который распространял приятное тепло. Ни Китти, ни Винстон не осмеливались произнести ни слова; кучер потому, что уже собрал сегодня достаточно порицания за свой вкус, а молодая камеристка потому, что не понимала свою госпожу, несмотря на все старания.
Мэри как раз собиралась сообщить, что намеревается уйти к себе наверх, чтобы лечь спать, как один из гостей за другим столом поднялся и подошел к ним нетвердыми шагами. Это был старый бородатый шотландец, который заговорил с Мэри у входа в таверну. Трубка по-прежнему торчала у него в уголке рта. При ходьбе он опирался на суковатую палку, набалдашник которой был украшен искусной резьбой.
— Могу я присесть, миледи? — спросил он отяжелевшим от эля языком.
— Нет, — возразил грубо Винстон и поднялся со своего стула. — Миледи не желает…
— Конечно, вы можете, — с улыбкой ответила Мэри и указала на стул в конце длинного стола.
— Но миледи, — запальчиво возразил Винстон. — Это же простой крестьянин! Ему нечего делать за вашим столом!
— Точно так же, как и простому кучеру, — возразила спокойно Мэри. — Так бывает в поездках.
— Вы совершаете поездку? — спросил старый шотландец после того, как уселся. — Вы собираетесь на север?
— Это тебя не касается, — грубо сказал Винстон. — Миледи не будет…
Укоризненный взгляд Мэри заставил его замолчать. Надувшись от обиды, кучер уселся на свое место и выглядел при этом так, словно его заставили выпить еще одну кружку ненавистного шотландского пива.
— Да, мы собираемся на север, — вежливо ответила Мэри старому шотландцу, который странным образом казался ей знакомым, словно она уже встречалась когда-то с ним. При этом она ни разу прежде в своей жизни не пересекала границы Пограничья. Это было странное чувство, которое таилось в глубине ее души.
— Ваше первое путешествие по Шотландии?
Мэри кивнула в ответ.
— Вам нравится здесь?
— Я не знаю. — Мэри улыбнулась смущенно. — Я только что приехала. Слишком рано делать выводы.
— Тогда у вас есть преимущество перед вашими земляками, — заметил старый шотландец с безрадостной улыбкой. — Почти все англичане, которые приезжают к нам, уже в первый день знают, что им не нравится здесь. Земля — суровая, погода — холодная, и пиво не такое вкусное, как дома.
— И такое бывает? — спросила Мэри, взглянув при этом сурово на Винстона.
— И еще как, миледи. Но вы другая, я чувствую это своими старыми костями.
— Что ты имеешь в виду?
Старик вынул свою трубку, выпустил последнее кольцо в тяжелый, пропахший элем и холодным потом воздух. При этом юношеская улыбка озарила его лицо.
— Я стар, миледи, — сказал он. — Семьдесят шесть проклятых зим я уже отмахал, это не шутка в этой местности. Я появился на свет в том же году, в котором этот проклятый палач Кэмберлэнд устроил нам этот позор под Куллоденом. С тех пор я повидал многих англичан. Большинству из них наша прекрасная страна нужна только для того, чтобы выбивать из нее проклятые пенни. Но вы вырезаны из другого дерева, это я могу определить.
— Не ошибись, — возразила Мэри. — Я происхожу из знатной семьи, точно так же, как те англичане, о которых ты говоришь.
— Но вы не смотрите на нас как на варваров, которым нужно привить культуру, — сказал старый шотландец и значительно посмотрел на нее. — Вы смотрите на нас как на людей. Иначе вы бы не вмешались, когда эти подлые предатели набросились на бедного Алана Бахэнана.
— Я сделала лишь то, что велел мне мой долг, — возразила Мэри скромно.
— Вы сделали больше. Вы были очень храброй и встали на нашу сторону. Эти парни там, — он указал на соседние столы, за которыми сидели молодые шотландцы, все время переглядывающиеся украдкой, — никогда не забудут этого вам.
— Прекрасно. Ничего особенного.
— Для вас — возможно, миледи, но не для нас. Если ты принадлежишь к народу, который подавлен и эксплуатируется британцами или лэндлордами, который прогоняется с собственной земли только для того, чтобы другие получили еще большую прибыль, то учишься ценить приветливость.
— Вы говорите о clearances[8], не так ли? — поинтересовалась Мэри. Она слышала о жестоких переселениях, которые устраивались лэндлордами с целью изменить экономику Хайлэндса. Вместо аграрного хозяйства, которым до сих пор здесь занимались и получали скудный урожай, овцеводству следовало стать экономическим будущим Шотландии. Но сперва для этого необходимо было переселить жителей гор с их насиженных земель на побережье. Знать юга рассматривала эти меры как необходимые для того, чтобы север королевской империи окончательно превратился в цивилизованную, процветающую местность. С точки зрения местных жителей, конечно же, все выглядело иначе…
