что каждая вторая могила на вайнпортском кладбище была вырыта лично ими, и в это было несложно поверить, учитывая, что местный погост, находившийся к северу от города, имел весьма скромные размеры. Настоящий коренной житель Миррдаэна свято следовал древней традиции своих предков, и усопшие находили свой покой, разбиваясь о скалы в погребальных лодках, которые иногда поджигали, если требовалось оказать покойному особую честь. На кладбище же хоронили лишь тех, чьи предки не принадлежали к морскому народу, а таких было немного. Живым земля на островах нужна больше, чем мёртвым.
Пасмурным вечером в покосившийся дом старого Стигга постучали. На пороге оказалась сгорбленная старушка с усталыми глазами, с ног до головы замотанная в бесформенное тряпьё так, что видно было только глаза на морщинистом лице и собранные в пучок седые волосы, прикрытые капюшоном.
Она поправила подол старого испачканного платья, прокашлялась и рассказала озадаченному гробокопателю, что приехала с Большой земли проведать могилу своего давно покойного мужа. Утирая покрасневшие глаза, старушка поведала историю о том, как совсем недавно нашла записку от супруга, из которой узнала, что на смертном одре он утаил в подкладке камзола, в котором и велел себя похоронить, семейные драгоценности, в том числе и своё обручальное кольцо. Это украшение дорого ей как память, остальное же копатели вольны забрать себе в качестве уплаты.
Столь заманчивое предложение Стигг упустить никак не мог, и тут же согласился, а уже на следующее утро обошёл остальных участников своей команды, изложив им суть дела. Рыжий Аргус и молодой Мальв, крепкий малый, всего год как взявший в руки лопату, не раздумывая согласились.
— Сказала, будет ждать нас у кладбищенских ворот, — сказал Стигг, прибавив шагу. Он уже рисовал в голове заманчивые картины, как заберёт свою долю, несомненно, самую большую, причитающуюся ему по старшинству, и продаст драгоценности. Тогда, наконец, он сможет уйти на покой и больше никогда не возьмёт в руки ни лопату, ни кайло.
— Как-то уж цветасто очень выходит, — проворчал Аргус, поморщившись утреннему солнцу. — А ну как бабка надуть нас вздумала? Заберёт колечко, и будет такова. Да и с чего бы старой карге в эдакую даль тащиться? Откуда она там, говоришь? Из Гирланда?
— Хех! Тебе уж пятый десяток пошёл, а стариков, видать, плохо знаешь, — отозвался Мальв. — Матушку мою помнишь? Так её на старости лет аж в Нераль потянуло. Дедову могилу проведать. Хоть убей, говорит, а поеду. Вот и поди пойми, какая муха её укусила. Кстати, вернулась она довольная, говорит, лекари там отменные, спину ей подлатали. Да только вот померла прошлым годом. Эх, вот тоже спину сводит…
— Отлынивать удумал? Смотри, нам в этом деле нахлебников не надо, а на тебе и подавно пахать можно. Спина — она, знаешь, с непривычки болит. Покопаешь с моё, вообще забудешь, что она у тебя есть, — криво ухмыльнулся Стигг. — А вот и ворота показались. Вон она, старуха горбатая, у ограды стоит. С платочком в руке.
— Слушай, а может, мы её того, а? — встрепенулся Аргус, сбавив шаг. — Её ж не хватится никто, а мы и колечко, и всё остальное себе хапнем? А потом там же и прикопаем. Устроим воссоединение семьи, хе-хе.
— Вот ты ж жадюга, Аргус. Это ж колечко всего лишь, мелочёвка. Она ж и так всё остальное отдать обещала.
— Кому «мелочёвка», а кому крышу нечем крыть. Бабке и так немного осталось, глядишь, вообще обратно на Большую землю не доберётся. И пропадёт тогда памятное колечко ни за грош в пасти морского бога. Да и потом, вдруг карга врёт?
— А если увидит кто? — неуверенно проговорил Мальв.
— Да кому тут сдалось по кладбищу шариться? — не унимался Аргус. — Сам вспомни, сколько работали — ни души. Местные здесь не бывают, а для приезжих не сезон ещё. Те по зиме мрут, от сырости. Говорю я вам, дело верное!
— Ох. Не нравится мне это всё, — пробурчал Стигг. — Хотя, конечно, мы ничем не рискуем. Давайте сперва до места дойдём, там будет видно.
Когда гробокопатели подошли ближе, старушка смерила их всё тем же усталым взглядом. Из-под, закрывавшей её лицо, донеслась отрывистая усмешка.
— Крепкие вы, сынки, — проскрипела она. — Это славно. Быстро управимся.
— А вы, небось, торопитесь куда-то? — усмехнулся Аргус.
— Куда уж мне, — старуха махнула дрожащей рукой и засеменила в сторону могил. — Воздух здесь у вас тяжёлый. Сырой, холодный, как море…
— Это с непривычки, — сказал Аргус и переложил лопату на другое плечо. — Мы тут всю жизнь живём, и другого воздуха не знаем. Оттого у нас и кровь солонее. Море в сердце, море в душе.
— Кровь у всех одна, сынок, — вздохнула старуха.
Стигг нахмурился, но промолчал. Только из уважения к преклонным годам он не стал возражать на эту чушь. В конце концов, что эти преснокровные с Большой земли понимают? В их жилах не больше соли, чем в родниковой водице.
Нужная могила находилась на другом конце кладбища. Прохладный влажный воздух, обычный для этих мест, был сегодня особенно промозглым и пробирал до костей. Изредка доносились пронзительные крики кладбищенских воронов, и старушка едва заметно вздрагивала каждый раз, как слышала их. Аргус, видя это, лишь усмехался. Он мечтал поскорее взять в руки лопату, чтобы хоть как-то согреться, и остальные копатели молчаливо его поддерживали, потирая на ходу руки.
Всю дорогу старушка плелась впереди, останавливаясь то у одного, то у другого камня, пытаясь вспомнить нужное место. Наконец, она замерла у аккуратной могилы, которой Стигг дал бы ему не больше пяти лет. На надгробии было нацарапано что-то про троих богов и покой души, но старый гробокопатель не особенно разбирался в глупых сухопутных верованиях и никогда не обращал внимания на надгробные камни. Ведь каждому истинному представителю морского народа известно, что покой душа обретает только в непроглядной пучине, и нет для жителя Миррдаэна иного бога, кроме всемогущего солёного моря.
— Ну, за работу, парни. А вы пока здесь посидите, бабуля, отдохните на камушке.
— Ты, сынок, за меня не волнуйся. Постою я. С меня не убудет.
— Ну, дело ваше.
Лопата с лязгом вонзалась в каменистую почву. Влажные тяжёлые комья отлетали в сторону. Солнце поднималось всё выше и, несмотря на прохладную погоду, вскоре копатели уже обливались потом. Позади них выросла приличная куча земли.
— Чёрт возьми, словно навоз в свинарнике кидаем. Сыро как на дне морском, земля тяжеленная, — ворчал Аргус, смахивая рукавом пот со лба. Работали они по двое, один всегда был наверху. Когда яма глубиной стала уже больше человеческого роста, он поднял голову к серому небу, из-за которого виднелось бледное пятно солнца. — Э, Стигг! Что там? Бабка не померла ещё? А то б рядом с муженьком сразу и уложили.
Сверху показалась седая голова старого копателя.
— Задремала она. На камень присела и спит. Не добрались ещё?
— Да он, видать, в самом Пекле похоронен, — Мальв утёр лоб, опёршись на лопату, и добавил вполголоса: — Чего с бабкой-то делать будем?
— Гроб откопаем, а там посмотрим, — прошипел Стигг. — А ну как старая умом тронулась и там ничего, кроме костей, нету? Грех на душу брать ни за что? Ну уж нет.
— Я тогда её тем более тут закопаю, — процедил сквозь зубы Аргус, сдунув каплю пота с крочковатого носа. — Тут как у чёрта морского в заднице…
— Отдыхаете, сынки? — донёсся тихий голос. Стигг чуть не подпрыгнул от неожиданности: старуха стояла прямо за его спиной с хитрым прищуром. 42
— Да мы тут, бабушка, дух переводим. Очень уж глубоко муженёк ваш зарыт, — ответил он.
— Глубоко, ох глубоко. И не говори, сынок. Воля его была такая, чтоб поглубже закопали. Он всю жизнь мертвецов боялся. Боялся, что ночами они с погостов встают и по деревням ходят.
— Ну, это уж байки. Нынче трупарей и не осталось вовсе, подымать мёртвых некому, так что лежат они себе смирно по ящикам да на дне морском.
— Ох, твоя правда, сынок. Нету нынче извергов этих… Кровососы только остались, да упыри.
— Ну, те наши острова уж точно за три мили обходят. Говорят, морской воздух для них, что едкий дым, всё нутро выжигает.
— Ох, что правда, то правда. Стало быть, совсем бояться нечего.
Из ямы донёсся голос Аргуса.
— Стиииигг! Кажись, добрались. Сбрасывай верёвку, подымать будем.
Верёвка была немногим тоньше корабельного каната. Обычно копатели использовали
