можешь подумать, — хихикнул маг.
Это хихиканье так не вязалось с его привычным образом, что я удивленно вскинул брови. Мда, этот маг полон сюрпризов.
— А что ты можешь рассказать о Фендюляторе?
— Ничего, — голос мага вернулся к привычной презрительно-высокомерной манере.
— А про суслягуха?
— Сволочь, — сплюнул маг.
— И всё?
— Нет, я могу долго его обзывать, но лучше попридержу колючки для оборотня.
— Правильно думаешь! — тут же отозвалась пустота голосом суслягуха.
— Ты здесь, мерзкое животное? — процедил маг.
— От мерзкого животного слышу, — парировал суслягух.
— Заткнись и не мешай работать.
— Всё, молчу — характер мягкий, — отозвался суслягух.
— Мужчины, а может вы перестанете меряться… самомнением? — не выдержала я. — Почему каждому надо поставить последнюю точку в разговоре или фингал под глазом собеседника? Почему вы просто не можете игнорировать друг друга?
Маг остановился так внезапно, словно налетел на невидимую стену. Он повернулся с величием флюгера на коньке своего замка:
— Да потому что всё из-за него…
— Неправда, ты тоже руку приложил! — взвизгнул невидимый суслягух.
— Я был бы счастлив…
— А мне страдать? Вот уж ты не угадал…
— Хватит! — вскрикнула я. — Мужчины, хватит! Давайте лучше собирать травы… Какие нужны?
Маг долгую секунду пронизал взглядом то место, откуда последний раз доносился голос суслягуха. Мне показалось, что он думал — врезать по этому месту атакующим заклинанием, или придержать его до более удобного случая?
— Ладно, идем дальше, — буркнул маг и зашагал вперед.
— А как же травы? — пискнула Агапа.
— Идем дальше, — отрезал Похотун и больше от него не слышалось ни звука.
Мы с Агапой немного поворчали, но против невидимой силы не попрешь, поэтому поплелись следом за Похотуном. Деревня всё дальше и дальше оставалась позади, а лес почему-то начал меняться. Так бывает в фильме ужасов, когда веселое настроение у героя потихоньку сменяется на мрачную депрессию и ничто его оттуда вывести не может, ни забавные зомби, ни веселые мертвецы. Вот тоже самое происходило и с лесом.
Почему-то всё гуще становилась тень, хотя листьев наоборот стало меньше на ветвях. Да и сами ветви походили на тонкие разлапистые руки скелетов, которые потемнели от времени и теперь тянулись ко всему живому, лишь бы коснуться двигающейся плоти.
Птицы смолкли ещё километр назад, а теперь пропали и редкие зайцы. Только филины скользили бесшумными тенями и зыркали на нас стеклянными плошками глаз.
— Агапа, а разве совы и филины днем летают? — поинтересовалась я у Агапы.
— Летают, но охотятся в основном по ночам, — ответил вместо неё невидимый суслягух.
— Да уж, похоже, что они перепутали день с ночью. Такое ещё у маленьких детей бывает, когда они начинают гулять ночью, а спят днем, — заметила Агапа.
— Тихо, — шепнул маг и прислонил палец к губам.
Мы недоуменно посмотрели на него, но всё-таки замолчали. Дальнейшее передвижение происходило в полнейшей тишине. Деревья окончательно расстались с листвой, но в то же время свет становился каким-то сумеречным, предзакатным. А ведь на небе ещё был полдень и по всем канонам сейчас должно быть светло и ярко.
Кора деревьев стала черной, как кожа бывшего американского президента. Трава тоже приобрела черный оттенок, словно неподалеку от неё жгли автомобильные покрышки. Унылый свет кидал на землю разнообразные тени и от их вида становилось тоскливо на душе.
Вообще, этот участок леса стал настолько тоскливым, что хотелось развернуться и бежать отсюда со всех ног. Почему-то захотелось плакать, а ещё лучше — оказаться сейчас в квартире на подоконнике, завернуться в теплый плед, взять чашку горячего кофе и смотреть, как капли дождя стекают по оконному стеклу. Хотелось погрустить и нырнуть с головой в депрессию.
— Мне здесь очень не нравится, — почти касаясь моего уха губами, прошептала Агапа.
— Я тоже от этого места не в восторге, — также ответила я.
Маг зло зыркнул в нашу сторону и начал красться по лесу также тихо, как сидящая на диете девушка темной ночью к холодильнику. Мы последовали его примеру и превратились в заядлых домушников, которые могут пройти по пупырчатой пленке и ни разу не хлопнуть пузырьком воздуха.
Как оказалось, крались мы ненапрасно. Перед нами открылась черная поляна, на которой солнечные лучи казались почему-то не веселыми, а грустно-мрачными. Даже солнечные зайчики хвастались черной шкуркой. Вот только дальнейшее увиденное потрясло нас до глубины души:
В дальнем конце полянки, на пеньке, в чем мать родила, сидел мускулистый черноволосый мужчина. Он сидел и доил белошерстную козу…
10
— Проходите, присаживайтесь, — раздается тот самый голос, который я слышала от оборотня этой ночью. — А я, грешным делом, успел усомниться в способностях мага. Думал, что вы не придете и снова хотел заявиться в деревню.
— Кто ты и почему начал разбойничать в деревне? — маг не стал скрываться, а поднял платок и направил его в сторону сидящего мужчины.
Плюшки-ватрушки, как же давно я не видела голого мужика…
Вот только сейчас я поняла, что соскучилась по мужской ласке, по прикосновениям и объятиям. Каким-то образом вид этого мужчины заставил дыхание потяжелеть, а рот расплыться в улыбке. Я кинула взгляд на Агапу — та тоже едва не вывалила язык наружу, как озабоченный волк в американском мультике.
Коза стояла спокойно, словно её не похищали этой ночью и не тащили по темному лесу. Похоже, что ей было абсолютно пофиг на сложившуюся ситуацию. А мужчина поднялся и повернулся к нам лицом…
Агапа зажмурилась, а вот я не стала… Постаралась удержать внимание на лице, хотя периферийное зрение уговаривало спуститься пониже.
Лицо у него было той породы, которую называют аристократической. Прямой нос, выступающие скулы, легкая щетина, чувственные губы и завораживающие зеленые глаза. Они сверкали так же ярко, как у волка прошлой ночью.
Тело же могло послужить моделью для скульпторов Древней Греции. Да-а-а, мужчина был сложен как один из богов Олимпа. На широких пластах груди запросто может улечься жеребенок. Резко очерченные бицепсы напоминали походили на возвышения в теле удава, когда тот изволил проглотить кролика, но не успел его переварить. Мышцы пресса напоминали детские кубики, я даже успела удивиться — вдруг оборотень их проглотил, а теперь они выпирают наружу?
А вот ниже, где начиналась густая черная поросль я смотреть не стала!
Да, и не ждите от меня таких подробностей — я унесу этот вид с собой в могилу.
— Я наследный принц Гиспаны Хардинг Семнадцатый, — просто и без пафоса в голосе ответил мужчина. — Регалии называть не буду, не на приеме. Молока не хотите?
— Что? — пискнула Агапа.
— Я сказал — не хотите ли молока? — улыбнулся Хардинг. —
