из рук вождя. Дети есть у всех.
Собственно, и представления наградные надо не забыть. Короче, штабной персонал немедленно встаёт на уши, готовя мою поездку. И сам перетряхиваю текущие документы, надо копии самых важных из них подготовить, ещё предупредить моих командармов о переносе совещания на пару дней.
Хм-м, но какой же Гот всё-таки сука хитрая. И везучая. Выскочил из капкана, гнида.
18 октября, суббота, время 14:10.
Семипалатинская область, п. Гусиная Пристань (близ Усть-Бухтармы).
С парохода сходит молодой человек в военной форме с петлицами артиллерийского сержанта. И ещё несколько человек, мужчина непризывного возраста и группа женщин, самая молодая из которых активно стреляет глазками в сержанта. Девушка не может осознавать, что сержант не так прост, его шинель больше похожа на комсоставскую, чем простого красноармейца. Но есть у женщин внутренний навигатор, направляющий интерес на перспективных партнёров и отсекающий никчемушных. И какая мелочь, что слегка прихрамывает. Военный, значит, ранен, ещё интереснее.
Борис.
Захолустье, вот первое впечатление. Такого в Белоруссии в самых глухих местах не найдёшь. Наверное. Всё-таки всю республику до последних уголков не облазил. Так, был в нескольких местах.
Но захолустье живописное. И непривычное. Взгляд, по привычке пытающийся опереться на леса, будто проваливается. Сразу, до горизонта. С одной стороны видны далёкие горы. Вот такого в Белоруссии точно нет. Республика — страна равнин и болот.
— А вы к кому-то приехали? — сбоку заглядывает в лицо, отставшая от остальных женщин девушка.
— К Кузнецовым. Знаете, где живут? — присматриваюсь к девушке. Сразу не определишь возраст в этих платках, ватниках, каких-то грубых ботинках, неотличимых от армейских. Вот вблизи видно, что совсем девчонка, лет шестнадцати. А то и меньше.
— Знаю. А вы им кто? — серые глазки брызжут любопытством.
— Родственник, — признаюсь машинально и прикусываю язык. Ща, как начнётся! Поправляюсь:
— Дальний. Фёдору Степанычу племянник. Двоюродный.
— А как вас зовут? — любопытство не только не утихает, но разгорается. — Меня Арина. А вы воевали, да? Были ранены? А где воевали?
После того, как девушка представилась, последние препоны сдерживающей вежливости рушатся. Только и успеваю сказать, как меня зовут. И под грудой вопросов растерянно замолкаю. Вдруг девушка останавливается.
— Вот дом Кузнецовых, — и добавляет, снова стрельнув глазками. — Я там дальше, через три дома живу.
— Аринка!!! Хватит лясы точить! Живо домой! — разносится по улице трубный глас от одной из ушедших вперёд женщин. Иду-то я медленно и хромаю всё сильнее.
Девушка подхватывается и уносится на зов, не дождавшись моих ответов. Ну, и ладненько.
Испытываю небольшое волнение, открывая калитку в сплошном заборе. Жду гавканья какого-нибудь барбоса, но охранительной животины не наблюдается.
Пока оглядываю двор, по-домашнему уютно скрипит дверь из дома. Женщина, вышедшая на крыльцо, замирает. От неожиданности даже приседает, чем слегка меня пугает. Как бы в обморок не брякнулась. Но нет, сельских женщин любого возраста скачущими конями не напугаешь. Тем более, родственниками. Она всего лишь ставит наполненное чем-то ведро на крыльцо. Ставит и всплёскивает руками.
— Бабушка, — лицо непроизвольно растягивает широчайшая улыбка.
Через полтора часа сижу в бане. Позади ахи, охи, восторженный визг Адочки, прочая радостная суета. От жара или чего-то ещё уже зажившая рана немного закровила. Дед подсуетился, кликнул бабушку, та куда-то сбегала и принесла каких-то трав. И сейчас дед мне заматывает бинтом ногу, накладывая повязку на слой запаренной горячей водой травы. Я не против, поглядим, на что способна народная медицина.
— Ну, вот и всё, солдат, — дед выпрямляется. — Давай, одевайся. Прохладно здесь. А я ещё погреюсь.
Сверкнув голым задом, исчезает за низкой дверью. Начинаю надевать чистое, не своё. Моё бабушка забрала в стирку. Хэбэшку пока не разрешил трогать. Сам позже разберусь.
Когда оделся и собрался уходить, тут и дед выскакивает. Красный и довольный.
Через четверть часа инициирую повторную радостную суетню. Охи, ахи, ух ты, ого и снова радостный визг Адочки при виде плитки трофейного шоколада. Остальные восторги про немецкие, — кстати, не только немецкие, есть и французские и голландские, — консервы.
— Трофейные, — поясняю деду, тот важно кивает. — В Минске этого добра полно. Я в Смоленске в госпитале лежал, там поменьше, но мне отец прислал в дорогу.
— Это Полинка, — только сейчас Ада сподобилась представить девочку, — моя подружка. Мы в одном классе учимся.
Роюсь в рюкзаке. Кое-что ещё есть. Конфеты. Большие, вкусные и в красивой обёртке. Одну выдаю Полинке, остальные — хозяйке дома.
— А немецкой водки не привёз? — хитренько под фальшиво осуждающий взгляд супруги интересуется дед.
Хлопаю себя рукой по лбу. Вот же ж голова, два уха! Сам не пью, вот и не подумал. Придётся оправдываться.
— Дед, я сам не очень по этому делу, но ребята шнапс не одобряют. Наша водка лучше.
— Да бог с ней! — машет рукой дед, а бабушка ставит на стол бутыль совершенно невменяемого объёма. Литра на три.
Дед искренне ржёт с моего испуганного лица.
— Это что ж, солдат? Фриц тебя не пугает, а самогонки боишься?
— Чего фрица пугаться? — бурчу про себя. — Мы их сами пугаем.
С удовольствием уминаю картошку с салом и солёными огурчиками. Это после ухи. Поездка на пароходе, прогулка до посёлка, сто грамм самогона возбудили аппетит безмерный.
И только сейчас дед, — вот где выдержка у человека, — приступает к обстоятельной беседе.
— И как там дела, внук? На фронте-то?
— Жутко, — задумываюсь и неожиданно добавляю, — и очень интересно.
— Что там может быть интересного? — бурчит мама.
— Цыть! — дед небрежно затыкает её. Но сам вопрос не аннулирует, ждёт ответа.
— Ну, представьте. Поначалу я на воздушном КП отца летал. Корректировал огонь миномётных батарей. Вижу со стороны немцев вспышки. Засекаю. Передаю данные на батарею. Через минуту немецкую батарею накрывает…
— Звиздец! — радостно продолжает дед и получает лёгкий удар полотенцем от супруги. Адочка с Полинкой хихикают.
— Залп накрывает, — поправляю деда. — Но по смыслу то же самое.
Дружно смеёмся.
— Я так радовался, когда у меня стало получаться с первого раза…
— И много ты немецких батарей медным тазом прихлопнул? — восторженно интересуется дед.
— Не считал, честно. Штук двадцать, не меньше. Потом в дивизию ополчения пошёл. Папа очень ругался…
— Я б там была, тоже бы ругалась, — вставляет мама.
— Мам,
