— Кого «его»? — насторожилась Евгения и ахнула, когда Сергей принес… кота. Черного крупного кота с белым пятном на груди. И с перевязанными лапами. Кот дремал на руках человека; лишь на пару секунд он открыл глаза, оглядел присутствующих и снова закрыл.
— Позавчера ко мне пришел, — пояснил Сергей. — Все лапы в кровь стер. Не представляю, как он добрался, и почему именно ко мне. Он в ошейнике был, а к ошейнику примотано вот это.
На стол легло письмо, исписанный мелким почерком лист бумаги, вложенный в пластиковый пакет.
— Как зовут — не знаю. Я его зову просто «кот», он вроде отзывается. — Сергей уселся за стол. — Ну что, в каком порядке будем обсуждать?
* * *
По давней уже традиции посмотрели всего «Штирлица», то есть «Семнадцать мгновений весны», еще в советском черно-белом варианте без цензуры.
— Ладно, Катя, — Антон поставил последнюю серию на паузу. — Давай уже читай, или мне передай, если сама не хочешь.
«Я, Анна Васильевна Шварц, нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Я сохранила все записи о странном объекте, который обнаружили мой внук Вадим и Семен Пахотный, мой сосед и друг. Если Чугунок добрался до людей, он принес с собой это письмо.
Я не могу понять, что это за машина. Я обнаружила единственное место в моем доме, где относительно безопасно, и оставляю там все, что собрала. Если возможно, уничтожьте машину. Она не для людей. Она изучает нас, как мы изучаем морских свинок.
Я сумела спрятать тела, которые она оставляла. Просьба похоронить их, как следует.
Пожалуйста, позаботьтесь о Чугунке. Ему четырнадцать лет, и у него нет больше дома».
— Это он — Чугунок? — опешила Катерина, гладя кота за ушами. — Это ему четырнадцать лет? Да ему лет пять от силы!
— Может, он тоже пил ту живую воду? — предположил Антон. — Черт. Почему она нам не сказала?
— Она хотела, чтобы мы уехали, — сказал Сергей. — Но, похоже, кто-то другой не хотел. Я вот чего не понимаю. Никаких публикаций. Никаких новостей. Так, заметка в пять строк, что был выброс болотных газов, галлюцинации, пятое-десятое, но все живы и здоровы. И мы, а вы заметили, что никто нами не интересуется?
— Кроме того Колосова, — уточнила Евгения. — Он звонил чуть не каждую неделю, узнавал о здоровье. Трогательная такая забота.
— Именно! — Антон поднял указательный палец. — Только он. Блин, в лаборатории даже не поинтересовались, где мы пропадали. Приняли результаты, и все. Как ни в чем не бывало!
— Может, Колосов, или кто там с ним работает, успели поговорить с завлабом?
— Может быть. Я вам вот еще что покажу. — Антон встал и снял футболку. — Видели? У меня тут был шрам. После лечения аппендицита. Так вот, ничего нет. Вообще никаких шрамов не осталось. Я себя в зеркале осмотрел, когда обнаружил. Ни единого шрама! И зубы все целые стали!
— Что за… — Катерина поморгала, затем решительно закатала рукав. Там у нее тоже был шрам, она неудачно упала как-то раз в походе, и поранила себе плечо о сучок. Боялись даже, что не успеют до цивилизации добраться, но все обошлось. И тоже — ни следа от шрама.
— Женя. — Катерина поднялась на ноги — пришлось вначале согнать Чугунка, кот никак не желал уходить. — Вставай, вставай. Пошли в ванну. Там зеркало, поможешь мне.
— Ты что задумала?
— Угадай с двух раз. Ну? Что, боишься, что ли? Здесь я раздеваться не собираюсь. — Катерина протянула ей руку. — И тебя осмотрим тоже.
— Мы сошли с ума. — Евгения приняла руку, и они обе удалились в ванную комнату.
— А у тебя что? Как твоя аллергия? — поинтересовался Антон. — Только не говори, что не заметил.
— Заметил, что ее больше нет. Но только я. Остальные меня замечают, только когда я с ними говорю. Только мы вчетвером, похоже, иногда думаем друг о друге.
* * *
Катерина решительно настояла, и фильм досмотрели, а потом все-таки уселись на кухне вокруг чайника с чашками.
— Ну ладно, предположим, что все это вылечилось от той самой «живой воды». Хотя я не верю в живую воду.
— В мусорное ведро, в котором все исчезает, ты тоже не веришь? — посмотрела ему в глаза Евгения. — На моей записи это есть. Мы все видели.
Чугунок прибыл на кухню, он внимательно посмотрел в глаза к каждому, затем решительно полез на колени к Евгении.
— Похоже, это теперь твой кот, — вздохнул Сергей. — Что, возьмешь?
— Не прогонять же. — Евгения осторожно подняла кота и усадила себе на колени. — Выпустишь когти — прогоню!
Он и не думал выпускать когти. Свернулся калачиком, хотя и не весь помещался на коленях и замурлыкал.
— Так что мы будем со всем этим делать? — Антон налил всем чая. — Не удастся хранить все это вечно в тайне. Я даже боюсь представить, что будет, если кто-то научится делать эту живую или мертвую воду в промышленных масштабах.
— Люди перестанут болеть. Начнут жить долго. — Катерина размышляла вслух. — Медицина вся встанет на уши. Лекарства в таком количестве будут уже не нужны. Перенаселение, войны, промышленный кризис. Примерно так, или я ошибаюсь?
— Может, еще хуже. Представь, что мертвая вода попадает в руки террористов. Говоришь, что ее пар убивает все живое?
— Не знаю, все или не все. — Евгения поежилась. — Я не очень экспериментировала, у меня нет своей лаборатории. Но в коробке, в которой я ее вскипятила, не выжила ни одна бактерия. Всяких лабораторных мышей, свинок и кроликов она убивает секунд за десять. Хватает одной капли, даже разбавленной в обычной воде.
Все четверо переглянулись.
— Добрый ты человек, Женя. — Антон почесал затылок. — Черт, во что мы влезли? Не выбрасывать же этот термос, или что это такое. И прятать не получится. Так что будем делать?
Телефон зазвонил, как нарочно — громко и раскатисто. Показалось даже, что не звонок это, а чей-то неприятный, истерический смех.
Антон вернулся с трубкой и дал знак остальным — молчать! Включил громкую связь.
— Антон Васильевич? — голос Колосова трудно не узнать. Такой низкий,
