пламя с кровати, как кто-то сильно толкнул меня с криком:
– С дороги!
Я прижалась к стене, пропуская женщин с ведрами, мисками, ковшами. Мне на ноги выплеснулась ледяная вода. По коридору загрохотали тяжелые шаги. Спустя мгновение эта часть княжеского дома наполнилась воинами, которые втащили бочки с водой, мигом разогнав всех женщин.
Выбежав из дома вместе со всеми, я очутилась во дворе в приличной толпе изрядно перепуганных женщин. Некоторые из них держали на руках хнычущих детей. Дети постарше молчали, прижимаясь к матерям и кутаясь кто во что. В руках у нескольких подростков были факелы, освещавшие нашу встревоженную группу. Ни Златы, ни Добронеги не было.
Я сразу вспомнила об Алваре и о том, что способен сделать огонь. Не его ли это рук дело? В этот миг я осознала, что нахожусь в самом сердце деревянного города и, если этот огонь вызван Алваром, ни у кого из нас нет шансов на спасение. Мне стало по-настоящему страшно.
Вскоре из дома стали выходить хмурые воины. Двое из них вытащили набитый пером обгоревший матрац и бросили его прямо у крыльца. Три женщины тут же подхватили матрац и потащили к хозяйственным постройкам. Я наблюдала за всей этой суетой, боясь пошевелиться. Все кончилось? Беда миновала? Однако возвращаться в дом никто не спешил: женщины по-прежнему стояли во дворе, словно чего-то ждали.
Наконец на крыльце появился Миролюб. Только тут я заметила, что он без рубахи, впрочем, было непохоже, чтобы он сейчас стеснялся своего увечья.
– Хорошо все. Спать идите, – громко объявил княжич.
Тут же по двору пронесся вздох облегчения.
– Много ли сгорело, Миролюб? – с тревогой в голосе спросила пожилая женщина, беспрестанно гладившая по волосам девочку лет семи.
– Одной кроватью в доме меньше, не обеднеем, – со скупой усмешкой ответил Миролюб, и все рассмеялись. – А коль не ты бы, Мариша, так бы легко не отделались. Но боги миловали.
Старуха улыбнулась беззубым ртом:
– Ох, княжич-княжич, над старой-то потешаться удумал…
– Какая ж тут потеха? Кабы не твой наперсток, весь дом бы сгорел… – уже не таясь, расхохотался Миролюб, и только тут я заметила, что в левой руке старуха сжимает крупный наперсток. Вероятно, это было единственное, что оказалось у нее под рукой в момент пожара.
Смех Миролюба подхватили все, кто находился во дворе. В этом смехе было облегчение людей, разминувшихся с бедой.
Но отчего загорелась кровать? Неужели я, убегая, смахнула на пол лампу? Но это невозможно! Та стояла на столе, а я пятилась к двери и, кажется, к столу не подходила. Я вспомнила, что слышала женский крик из наших покоев, когда пыталась объяснить Миролюбу, что произошло. Может быть, кто-то из служанок увидел змею и бросил в нее попавшейся под руку лампой? Или это все же моя вина?
Пока я размышляла, на крыльце появился князь. В отличие от сына, он был полностью одет, лоб привычно перехватывал кожаный обруч. Словно Любим и не ложился в эту ночь. Он что-то негромко спросил у сына. Миролюб ответил. Князь внимательно выслушал и, как и княжич, обратился к собравшимся с шуткой. На этот раз досталось растрепанной девчонке, которая прижимала к себе подушку. В толпе тут же зазвучали беззлобные подтрунивания. Подождав, пока возбужденные голоса утихнут, Любим отправил всех восвояси. Женщины и присоединившиеся к нашей группе мужчины разошлись. Остались лишь старик с факелом и я, потому что не была уверена, можно ли мне возвращаться в комнату.
Любим медленно спустился с крыльца и направился в мою сторону. Я надеялась, что Миролюб последует за ним, однако в это время из дома появилась та самая Улада – мать его сына. В руках она сжимала стеганую куртку.
– Надень, княжич, застынешь, – послышался ее голос.
Я испытала укол – нет, не ревности – зависти. Они были семьей, у меня же теперь не было никого.
Князь оглянулся на сына со служанкой, однако ничего не сказал. Миролюб принял куртку, и Улада помогла ему одеться. Выглядело это так, будто давно стало привычным ритуалом. И о какой свадьбе может идти речь? Я здесь как телеге пятое колесо.
Любим повернулся ко мне и, забрав у старика факел, кивком отпустил того отдыхать. Я невольно посмотрела на факел, и перед глазами заплясали пятна. Пришлось зажмуриться, поэтому я не видела выражения лица князя, когда он произнес:
– Как огонь занялся?
Его голос прозвучал ровно, но мне стало не по себе.
– Я не знаю, – честно ответила я, открывая слезящиеся глаза. – Я выбежала из покоев. Лампа на столе была. Не знаю, отчего кровать загорелась.
Миролюб наконец сбежал с крыльца и коснулся плеча отца:
– Дозволь, отец.
Любим обернулся к сыну. Миролюб отвел князя на несколько шагов и что-то зашептал на ухо. Князь посмотрел на меня и нахмурился. Мне же оставалось лишь стоять, ежась от холода. Наконец переговоры завершились, и Любим посмотрел на меня долгим взглядом, потом кивнул, будто что-то для себя решил, и негромко произнес:
– Доброй ночи.
Я удивленно моргнула, не ожидая такого скорого окончания допроса. Князь передал сыну факел и, больше ничего не добавив, скрылся в доме.
– Что ты ему сказал? – прошептала я Миролюбу, будто нас мог кто-то услышать.
Тот не ответил, лишь поморщился, и я поняла, что правду он мне не скажет. Разом вернулись все мои сомнения.
– Я не могла опрокинуть лампу, – негромко произнесла я и, набравшись храбрости, посмотрела в глаза княжичу.
Он потер подбородок о плечо, повертел головой, разминая шею. Я понимала, что он просто тянет время, и меня снова начало накрывать волной липкого страха.
– Там была змея, – прошептала я. – Огромная черная змея. В постели.
Миролюб наконец посмотрел на меня, и я застыла, чувствуя, как струйка холодного пота бежит между лопатками, заставляя невольно ежиться.
– Я не видел там змеи, – негромко ответил он.
Я вздрогнула от накатившего ужаса.
– То есть она где-то в доме? – панически прошептала я.
Миролюб вздохнул, а потом посмотрел на меня со смесью жалости и разочарования.
– Не думаю, что она в доме. Не думаю, что она… вообще была.
– Что? Но я же видела… А потом кто-то из девушек кричал… ты же побежал на крик!
– Вéсна кричала, потому что огонь увидела. Не было змеи!
Я помотала головой и невольно отступила на шаг.
– Я не могла скинуть лампу со стола. Тем более на кровать.
– Рука эта, – невпопад откликнулся Миролюб. – И не обнимешь даже.
Я выдавила из себя улыбку и протянула руку к факелу.
– Давай подержу. Тут кроватей нет.
Миролюб улыбнулся одними губами и передал мне факел. Сам же крепко прижал меня к себе, зашептав на ухо:
– Я не говорю, что пожар устроила ты. Мог кто-то иной. Кому-то ты здесь не угодила.
Я нервно усмехнулась в его плечо, стараясь отвести факел как можно дальше от нас.
– И кому я могла не угодить, интересно?
Миролюб тоже усмехнулся мне в висок, вероятно подумав об Уладе. У меня же к этому списку добавлялась еще и Добронега, как ни страшно было это признавать. Еще я держала в уме то, что Ярослав был человеком княжича, и, значит, в Каменице могли быть те, кому выгодна смерть Всемилы. Да и тело самого Ярослава так и не нашли. Мне снова захотелось в Свирь, к Радиму. Впрочем, был ли город, который я успела признать домом, теперь так же безопасен для меня, как и раньше?.. Благо на фоне этого страха грела сумасшедшая мысль: Миролюб на моей стороне. Он не винит меня в пожаре, несмотря на то что подтвердить мои слова некому. Я была благодарна настолько, что не стала настаивать на том, что видела змею. Может, это морок, навеянный Святыней, или же я наконец сошла с ума? Мой разум держался и так неоправданно долго, принимая как данное всю чудовищность моего появления и пребывания здесь.
– Пойдем, застынешь. – Миролюб снова легонько коснулся губами моего виска и потянул меня к дому.
Я послушно последовала за ним, но у самого крыльца замерла. Мысль о змее вернулась. Я, как наяву, снова увидела черное извивающееся тело, ползущее прямо ко мне. А что, если Миролюб просто ее не заметил и она теперь в доме? Здесь нет электричества. Зато есть десяток темных коридоров и несчетное количество погруженных
