— от царя и далее — захваченных в прежние набеги православных христиан осуществлялись введением налога «общей милостыни».
Необходимо было обезопасить южные границы государства от внешнего врага, который, беспрепятственно вторгаясь на территорию России, не раз срывал планы боевых действий на Западе. Немаловажным обстоятельством было также и то, что в первой трети XVII века районы так называемого Дикого поля стали активно заселяться покидающими Нечерноземье вольными переселенцами, а также служилыми людьми, получавшими за службу земельные наделы. Возможность уберечься от внезапных атак виделась тогда в построении защитных фортификационных сооружений, способных сдержать первый натиск врага, давая тем самым возможность Москве выиграть время, необходимое для сбора войскового ополчения. В 1636 году было положено начало масштабному национальному проекту. Появился план создания эшелонированной системы укреплений, который, претерпев ряд существенных изменений и дополнений, только к 1658 году принял относительно законченные очертания.
Строительство «засечных черт» — сооружений для защиты от вражеских нашествий — особая, малоизвестная глава исторической летописи Руси. Масштабы, протяженность конструкций, сложность систем перехвата противника с использованием как рельефа местности, так и создаваемых искусственно рубежей до сих пор поражают воображение. Их возведение велось ценой отвлечения немалых ресурсов, со временем усложняясь и модифицируясь, образуя многоуровневую систему обороны на южной и восточной границах государства. Не только сами по себе сооружения, но их содержание и охрана требовали огромных затрат. «Засечные деньги» — дополнительный налог, который взимался с населения на эти же цели. В «засечные черты» входили города-крепости с постоянным гарнизоном, выступавшие главными узлами обороны на важных стратегических направлениях. Гарнизоны городов-крепостей не только защищали окрестные поселения и подчиненные им участки оборонительной линии, но и осуществляли надзор за их состоянием, отражали нападения татар, высылали в поле отряды для наблюдения за передвижением противника.
С запада на восток проходил важнейший для обороны южных границ участок Белгородской засечной черты протяженностью 400 километров. Он перекрывал три из четырех главных направлений татарских набегов: Муравский, Изюмский и Кальмиусский шляхи. В состав черты входили 27 городов-крепостей, земляные валы и естественные преграды — реки, леса, болота. Белгород, к тому времени ключевой военно-административный центр, в ходе сооружения оборонительной черты был перенесен на новое место. Там выстроили деревянный острог, имеющий 11 сторожевых башен. Одной из самых мощных в Белгородской черте была крепость Яблонов, перекрывавшая Изюмский шлях. Внешняя линия ее обороны была образована кольцевым валом, укрепленным дубовыми бревнами. На ней стояли 13 башен, четыре из которых были проезжими, внутри земляного укрепления был сооружен рубленый деревянный город.
Для поколений, населявших Русь в XVII веке, строительство укреплений, обустройство там городов-крепостей с сопутствующей инфраструктурой стало делом всей их жизни. Здесь проходили стажировку, набирались опыта выходцы из боярской знати, впоследствии оказавшиеся у вершин государственного руководства. Имена Долгоруковых, Барятинских, Бутурлиных, Волконских, Куракиных, Ромодановских вписаны в летопись этой грандиозной по масштабам и невероятно трудоемкой строительно-инженерной эпопеи. Там открывались способности и таланты многих выходцев из низших сословий. Оттуда происходила подпитка правящей элиты толковыми людьми, в каких Русь особенно нуждалась.
* * *
Обустройство южных пограничных рубежей — далеко не единственное направление, предопределявшее потребность в консолидации государственных сил и ресурсов. К этому теснейшим образом примыкала другая проблема, которая особенно будоражила общественное сознание — угроза польско-литовского вторжения. На древнерусской территории, из столетия в столетия терзаемой нашествиями, грабежами, территориальными захватами, с давних времен стал образовываться особый народ — казачество. Поначалу разнородное по происхождению и составу казачье сообщество не имело ярко выраженных национальных черт. Пополнялось оно за счет исхода христианского населения Византии, Греции, Балкан, а также беглых крестьян Руси, приток которых сюда рос по мере усиления помещичьей эксплуатации на малоплодородных нивах Нечерноземья. К ним примыкали и недовольные, гонимые преследователями иноверцы из Крыма, Турции, Персии. Складываясь из многочисленных беглецов-переселенцев, прибывавших с разных краев: с Севера, Юга, Востока, казачество постепенно структурировалось, образуя вместе с остатками оседлого населения основу населения огромного степного края.
Казацкая вольница поначалу представляла собой сбитых в сообщества степных пиратов, которые, подобно их морским собратьям, промышляли грабежами путников и набегами на окрестные территории: берега Дона и Кубани, предгорья Северного Кавказа, Крым, Причерноморье. Рейды казаков не всегда проходили удачно, наталкиваясь на яростный отпор оседлых соседей, вынужденных противостоять агрессии буйной казацкой массы. С некоторых пор в окрестных странах возобладала тенденция к освоению казацких территорий, «замирению» их неспокойных жителей и использованию их в своих интересах. К XVII веку этот процесс заставил донских казаков принести присягу русскому царю, а запорожских (днепровских) привел под власть Речи Посполитой. Туда направила стопы католическая церковь, пытавшаяся теснить исконное для местных жителей православие. В результате религиозный мотив стал доминировать в межобщинных конфликтах, а затем наложился и на межгосударственные отношения. В таких противоречивых условиях формировалась народность, легко поддающаяся агитации своих вождей-атаманов, движимых не столько национально-религиозными инстинктами, сколько жаждой наживы. Каждый из них, по-разному одаренный, малограмотный, но амбициозный, вселял в местное население иллюзии, в основе которых лежала надежда не только на себя, но и на поддержку внешних сил.
Тем временем в недрах казачества постепенно происходило расслоение по имущественным признакам. Зажиточная часть в свою очередь структурировалась, создавая центры оседлого проживания, органы местного самоуправления. При этом имущие казаки постоянно вступали в конфликты с неимущими, вызывая бесконечные кровопролитные конфликты. Пробивающиеся то тут, то там к власти претенденты в атаманы или гетманы, опираясь на поддержку одной части населения, были не в состоянии добиться общего доверия. Вмешательство извне становилось неизбежностью, что, в свою очередь, провоцировало раздоры, обостряло конфликты внутри казачьего сообщества.
Территория от Дона до Днепра и далее с некоторых пор стала мыслиться в Москве как буферная зона, способная сдерживать атаки крымских татар, делая их не столь внезапными и разорительными. Дело дошло до того, что на каком-то этапе у московских властей возобладало мнение о необходимости отказаться от насильственного возвращения с Дона беглых крепостных крестьян. Таким образом, заселяемый русскими людьми степной край становился близким Московии подуху, вероисповеданию, образу жизни. К тому же его население все больше тяготело к оседлости, что вынуждало атаманов устанавливать более стабильные отношения с сопредельными территориями. Другие государства, прежде всего Речь Посполитая, преследуя свои цели и интересы, формировали в среде казачества своих сторонников. Их лидеры, руководствуясь своими представлениями и интересами, оказывались под влиянием заигрывающих с ними внешних сил, наделявших их благами и привилегиями. Переменчивая обстановка породила в среде казацких лидеров особое явление — «шатость», непостоянство, сопровождаемое отказом от выполнения ранее взятых на себя обязательств.
Для православной части казачества, особенно на левобережье Днепра, наиболее приемлемым из возможных покровителей с некоторых пор
