то у здоровых крепышей есть шансы выжить. Реже раза в неделю есть нельзя, начинает выворачивать наизнанку. Вороний голод терпеть невозможно.
Льюис посмотрел на бродягу.
— Я теперь всегда буду вынужден так делать?
— Всегда. Ты — Великий Ворон, а Вороны питаются людьми. Не хочешь охотиться сам, прикажи, и я буду доставлять пищу в убежище.
— А так разве можно? — тихо спросил Сольвейн.
— Можно. Но только для Великого Ворона.
Льюис перевел взгляд на Сольвейна. Тот опустил глаза.
— И вы все это творите? Нападаете на людей, едите и бросаете без сознания?
— Я не хочу умирать, — Сольвейн уставился в землю, — я же не виноват, что стал таким. Нам приходится это делать.
— Мы не убиваем людей без нужды, — пожал плечами Рейвен, — стариков, беременных женщин и детей не трогаем, жертв отпускаем. Ты привыкнешь, повелитель. Все поначалу грустят. Это пройдет.
— Если бы, — едва слышно сказал Сольвейн.
Льюис смотрел на человека, лежащего у его ног, и медленно осознавал, что он все-таки чудовище. И щеголеватый Сольвейн, и бесстрашный Рейвен, и все остальные проклятые — монстры, пожирающие людей. Волки среди овец. Кто потерпит их рядом с собой? Чудовища не должны жить вместе с людьми. Он никогда не вернется в дом госпожи Солоны или в Рейнпорт, к родителям. Не окончит университет и не станет историком. Ничего он больше не сможет, а значит покидать убежище незачем.
Он проклят, и жизнь его проклята тоже.
— Давайте вернемся.
— Как пожелаешь, повелитель.
Глава 6. Верные слуги Великого Ворона
«Людоедство — это поедание людьми людей, в презрение всех моральных норм и традиций. Обычно свойственно лишь самым отсталым дикарям или закоренелым злодеям. Ни один цивилизованный человек, воспитанный в обществе, никогда не опустится до…»
Льюис захлопнул справочник.
Итак, он — людоед, дикарь и закоренелый злодей. Написать, что ли, матушке, чтобы больше не волновалась по поводу распутных девиц, что научат его пьянству и разврату? Этот уровень морального падения остался далеко позади.
Льюис тосковал. Он потерял свою жизнь, будущее и право называть себя порядочным человеком. Отныне он — злодей, который каждую неделю будет нападать на людей, чтобы удовлетворить свой нечеловеческий голод. А ведь когда-то он был уверен, что не опустится до преступлений, и всецело осуждал грабителей и убийц.
Ах, да, он еще и убийца. Чуть не забыл.
— Может заварить свежий чай? Этот уже остыл, — предложил Сольвейн.
— Завари. Ничего, что я тебя постоянно гоняю?
— Ты же Великий Ворон. Тебе по статусу положено. И не то, чтобы я был сильно занят. Служить тебе интересно: это вносит разнообразие в мою жизнь.
Сольвейн отложил книгу и забрал у Льюиса чашку. Прошло около двух недель с их знакомства, и они окончательно поладили, перейдя на дружеский стиль общения. Слышать слово «повелитель» из его уст Льюису не нравилось, и он попросил обращаться к нему по имени. Сольвейн удивился, но спорить не стал. Ему было девятнадцать, и он легко подстраивался под новые обстоятельства.
— Хотя господин Рейвен недоволен. Говорит, я — дурак. Он потратил целых две минуты, чтобы объяснить мне, что ты — главный, а мы все твои верные слуги и должны знать свое место. Но когда я сказал, что выполняю твой приказ, он отстал.
— Но так-то главный здесь он?
— Он был главным во Время Принца, когда командовать было некому. Господин Рейвен — достойный человек, взявший на себя ответственность за судьбы Воронов и нашу безопасность. Он и его бойцы выводят слабых на охоту и сами ловят для них добычу, — у Сольвейна хватило совести покраснеть и запнуться на этом моменте, — если появляются Рыцари, то они вступают в бой, вызывая удар на себя, пока другие Вороны сбегают.
— А с Принцем Ричардом они тоже сражались?
Сольвейн ответил не сразу. Его взгляд потускнел.
— Вороны, что сталкивались с ним, в убежище не возвращались. У Прекрасного Принца слишком много силы, чтобы от него можно было спастись бегством или хотя бы задержать.
Льюис замолчал и принялся легонько постукивать пальцем по чашке со свежим чаем.
Убивший убийцу считается злодеем или же героем?
Да какая разница. В основе лежит один и тот же поступок — отнятие у другого человека жизни. Количество убийц в мире не изменилось.
— В любом случае, господин Рейвен достоин уважения, хоть и несколько пугает. Иногда он бывает жестоким, но у этого всегда есть причины. Он строго поддерживает порядок в убежище и не терпит его нарушения.
— Где он сейчас?
— Учит Воронов летать и использовать магию.
«Вот и хорошо, — подумал Льюис, — что бы Рейвен ни говорил о моем положении, главный здесь явно он. Я не стану с ним ссориться. Буду сидеть тихо, общаться с Сольвейном и читать книги. И все будет нормально».
Рейвен заходил к нему не часто. В первый раз это случилось спустя день после охоты. Льюиса попытались заставить выступить перед обитателями убежища, но он наотрез отказался. Он был неплох в публичных диспутах, но ему обязательно нужно было подготовить речь, просчитать реакцию слушателей и продумать ответы на каверзные вопросы. О чем говорить перед такими же проклятыми, как он, Льюис не представлял. Рассказать о смерти Принца Ричарда? Его передернуло. Нет уж, он сам себя прекрасно осудит, а благодарности уже выслушал от Сольвейна. Рейвен тогда не стал настаивать и ушел. Второй раз неформальный лидер Воронов появился пару дней спустя, и беседа вышла несколько более долгой.
Хоть Льюис и знал, что Рейвен вроде как не должен ему вредить, он также понимал, что между теорией и практикой есть большая разница. Немалое количество слабых королей подвергалось давлению и издевательствам со стороны «подчиненных», вроде кардиналов, канцлеров и генералов. У Рейвена была сила. У Льюиса — ничего.
Да и выглядел «верный слуга» все еще как отпетый головорез.
— Не желаешь ли овладеть своей магией, повелитель? Я покажу тебе как использовать крылья, когти и чернильное пламя.
Льюис вспомнил, как обуглилось лицо Рыцаря под этим самым пламенем, и помотал головой.
— Не желаю. Это обязательно?
— Ты — Великий Ворон, — Рейвен взглянул на него с недоумением, — твоя сила столь огромна, что только Прекрасный Принц мог ей что-то противопоставить. Разве ты не хочешь использовать ее?
— Не хочу. Зачем она мне, если Принц Ричард мертв?
— Она может пригодиться вне убежища.
— Я не собираюсь выходить из него. Могу я не пользоваться этой магией?
Если бы кто-то раньше сказал Льюису, что он получит волшебный дар, но откажется что-либо с ним делать, он бы очень удивился. Но магия Воронов была
