меня не было ни одного знакомого.
Идеальный чистый лист.
Никто не узнает, как я буду судорожно искать работу, отчаянно выживать и, например, селиться в самом дешевом хостеле. В надежде, что тот – ха-ха – хотя бы не сгорит.
На регистрацию я успела последняя и получила место в последнем ряду возле туалета. Что в целом неплохо, учитывая, что через два часа полета у меня началась запоздалая истерика и затошнило так, что согнуло пополам.
На подламывающихся ногах я заползла в кабинку, плеснула воду в лицо и уставилась в зеркало.
Яны там не было.
Там никого не было.
И ничего.
Ни стены за моей спиной.
Ни таблички на ней «Если капитан воздушного судна включил знак «пристегните ремни», то пройдите в салон»…
Только клубящаяся фиолетовая мгла.
Самолет тряхнуло так сильно, что я врезалась в дверь, упала на колени и с трудом встала, цепляясь за кран.
Чтобы увидеть, как зеркало, будто сюрреалистический, диковинный цветок, треснуло и распустилось вихрем осколков, и навстречу мне, из фиолетовой глубины, шагнула тень с горящими глазами.
– Привет, – сказала тень, превращаясь в потрясающего красивого то ли эльфа, то ли демона с заостренными ушами и перламутровыми крыльями за спиной, и я поняла, что забыла еще об одном способе покончить с прошлой жизнью.
Успешно сойти с ума.
Глава 3. Фиалки и филармония
Раньше я думала, что в туалетах в самолете мало места.
Теперь же я решила, что его не просто мало, а преступно, невообразимо, исчезающе мало.
Мои спина и затылок упирались в стенку. Так сильно упирались, что, казалось, если попытаться сдвинуться еще хоть на миллиметр, то перегородка просто не выдержит и сломается.
А запястья, и бедра, и грудь были в плену. В плену у красавчика с фиолетовыми глазами, который разом взломал все границы, по-хозяйски прижался всем телом, навалился, держал и смотрел, не отпуская. Тем самым взглядом, от которого невозможно отвернуться. Даже глаза отвести – и то немыслимо.
Дыхание его пахло фиалками, горячей степью и мокрым асфальтом после дождя. Я же вовсе разучилась дышать. Но тут за его спиной раздался мелодичный звон, эльф обернулся и медленно отстранился, возвращая мне свободу.
– С этой турбулентностью, – светски заметил он, – никогда не знаешь, куда угодит последний осколок.
– Да? – растерянно спросила я. Ну просто чтобы поддержать разговор. А еще чтобы понять, как далеко расходятся круги от брошенного камня. То есть каковы границы моей галлюцинации. То, что она обонятельная, и осязательная, и слуховая, – это мы уже выяснили. Теперь осталось осознать, насколько глубокомысленный разговор она может поддерживать. Важное, кстати, знание в свете того, что, возможно, мне придется сосуществовать с ней довольно долго. Пока не заработаю на хорошего психиатра.
– Если бы не я, – эльф осторожно повернулся и продемонстрировал узкие осколки, воткнувшиеся в плащ из крыльев, – то один из них вполне мог угодить тебе в глаз.
– Если бы не ты, – устало заметила я, – этих осколков в принципе не было бы.
– Резонно, – кивнул эльф. – Я Сид. А ты Яна. Теперь, когда с зеркалом покончено и с реверансами – тоже, давай перейдем к делу.
– Обязательно. – Я заправила волосы за ухо и потерла висок привычным движением. Странно. Голова, которая минуту назад просто раскалывалась, сейчас болеть перестала. Наверно, от удивления. – Только не мог бы ты подождать меня снаружи?
Спросила я без особой надежды, но фиолетовоглазый неожиданно послушно кивнул и вышел. А я осталась стоять, беспомощно оглядываясь по сторонам. Осколки покрывали ровным слоем все поверхности. Казалось, пошевелишься, и все это блестящее крошево взмоет в воздух и кинется на тебя, как рой насекомых. Бррр. Поэтому я долго не решалась пошевелиться.
Однако, постояв на одном месте минут десять и прокрутив в голове все возможные объяснения происходящему, я вернулась к изначальной мысли про безумие и успокоилась. Может, у меня вообще инсульт там или инфаркт. Лежу себе в проходе между креслами, вокруг стюардессы суетятся, пассажиры причитают и всплескивают руками… Идиллия. Сейчас это казалось самым реальным. Укладывающимся в нормальную человеческую логику, а не логику сна.
Медленно выдохнув, я потянулась к двери и выскользнула наружу.
Парень из зеркала как ни в чем не бывало стоял и ждал меня, прихлебывая воду из пластикового стаканчика. Крыльев у него уже не было, а вместо старомодного жакета плечи обтягивал свитер крупной вязки.
– Поговорим? – улыбнулся он и, не дожидаясь ответа, пошел по проходу.
Я бросила взгляд на свое пустое кресло. И вместо того, чтобы сесть и сделать вид, что ничего не происходит, зачем-то зашагала следом за собственной галлюцинацией.
Дойдя до шторки, отделяющей эконом-класс от бизнеса, галлюцинация отодвинула ее в сторону и как ни в чем не бывало прошествовала дальше, мимо застывшей стюардессы со стеклянным взглядом. Я помотала головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Ладно, мало ли чего там кажется, но когда в поле моего безумия попадают другие люди, это…
– Эй, ты идешь? – эльф обернулся и призывно махнул рукой.
Я осторожно протиснулась мимо стюардессы, ожидая каждую секунду, что сейчас раздастся окрик: «Пассажирам эконома сюда нельзя!» – и иллюзия развеется. Но все, что мне досталось, это искусственная пластиковая улыбка. Как будто все было в порядке.
Тем временем фиолетовоглазый уселся на кресло в свободном ряду и похлопал по сиденью рядом с собой:
– Устраивайся поудобнее. Что будешь пить? Можно попросить белое вино, или красное, или снэки…
Выглядел он при этом как граф или герцог, приветствующий гостей на балу в собственном имении и перечисляющий закуски вроде зефира из птичьего молока и язычков соловьев.
– Рисуешься? – ядовито поинтересовалась я, все же усаживаясь рядом.
Вместо того чтобы обидеться, эльф рассмеялся:
– Рисуюсь изо всех сил.
– А зачем?
– Мне это нравится, – пожал он плечами. – Что может быть приятнее, чем щегольнуть самомнением? Мое, кстати, так велико, что не поместилось в самолет. Так что это так, робкие отголоски.
Он помахал рукой, призывая стюардессу:
– Нам красное вино и вишневый сок, пожалуйста.
– А почему они не удивляются? – Я проводила взглядом стюардессу и потерла переносицу. Голова все еще не болела, и внутри ее была чистая, звенящая, яркая пустота. Предметы вокруг виделись необычайно четко, как будто кто-то выкрутил мне зрение на сто сорок шесть процентов. Спрашивать, откуда галлюцинация знает, что вишневый – это мой любимый сок, я не стала. В конце концов, это же мое собственное видение. Значит, должно быть знакомо с моими предпочтениями.
– Потому что думают, будто мы сидели тут с самого начала полета, – эльф зевнул. – Ничего сложного, если знать, как
