на торчащие в разные стороны сухие травинки в осеннем саду, я гордилась собой…
“Леди Вальтайн!
Безотлагательные обстоятельства вынуждают меня возвратиться в столицу. В случае если вы решили ответить отказом на моё предложение, прозвучавшее вчера, мы продолжим наш разговор по моему возвращению в Крапиву. В противном случае вам надлежит приступить к исполнению обязанностей в оговорённый срок. Познакомиться с воспитанниками вы должны уже этим утром. Привычный для них распорядок дня и расписание детских занятий отдельным посланием ожидают вас к завтраку. Обещаю вам приложить все усилия и вернуться как можно скорее. Искренне сожалею, но ранее пятницы я не смогу позволить себе удовольствия обсудить с вами все тонкости столь деликатного вопроса. Фрэй получил от меня подробнейшие распоряжения на ваш счет, доверьтесь ему.
P.S. И помните, леди Адель, что вы в этом доме почётная гостья и мой помощник.
Мое искреннее почтение. Л. Эдвин Аристарх Гортрем Морроуз.”
В глубочайшей задумчивости я трижды перечитала послание. Поняла половину. Кто писал эту бумагу? “Искреннее почтение”, “сожалею”, “удовольствие обсудить”. В этом доме обретается ещё один некромант? Безукоризненно-вежливый и приятный в общении? Я — “почётная гостья”? А как же контракт с его унизительными пунктами? О которых ни слова в записке… Как необычно. Ещё раз пробежалась глазами по строкам, надеясь увидеть в их ровных рядах скрытый смысл. И только сейчас приметила на бумаге едва различимые отпечатки миниатюрных пальчиков. Быстро развернула записку обратной стороной, посмотрела на свет. Похоже, послание лорда читали и крайне заинтересованно. Это и понятно, конверт-то запечатан не был.
Не для того ли Морроуз излагал свои мысли так сложно и витиевато? Что ж, благодарствую за деликатность. Оставалось всего лишь понять, что он подразумевает под “расписанием детских занятий” и “распорядком”. В доме моих родителей толком не существовало никаких расписаний. Когда меня урезонивали на занятия, тогда и учили. Мама радела за порядок, но отец в ответ только смеялся. Он неизменно был отчаянно легкомысленным.
— Леди Адель! — вновь стук в дверь. И я даже не дрогнула, привыкаю. — Ваше платье и туфли!
Поспешно открыла, держа записку от лорда в руке. Пряча взгляд, Фрэй вручил мне объёмный бумажный пакет и коробку.
— После обеда прибудет портниха. Лорд заказал ей два гарнитура верхней дамской одежды для променадов с детьми и вероятной прохладной погоды. Если обувь вам подойдёт, я немедленно отдам распоряжение сапожнику, уже завтра он обещал привезти кое-что из готового.
Кербастриан Фрэй зачем-то беседовал со мной как с дурочкой: неспешно, разборчиво и с расстановкой. И смотрел внимательно, явно ожидая какой-то реакции. Я хранила молчание, переступая босыми ногами и с хрустом комкая бумажный пакет. Дворецкий продолжил:
— Если будут дополнительные пожелания, я немедленно отправлю садовника к станции.
Прозвучало так необычно, что я тут же прервала дворецкого, выдохнув испуганно:
— Нет, спасибо!
— Дети поднимаются через час, — почему-то вдруг разом смягчившись, произнёс ровным голосом Фрэй. — А в восемь тридцать я ожидаю вас в коридоре. Лорд приказал…
— Всё понятно! — прервала его я и, сама себя испугавшись, захлопнула перед квадратным носом дворецкого дверь. Утренний резерв нервов у меня внезапно закончился.
Хотелось погрузиться в истерику или залиться слезами. Почему-то вновь стало страшно.
Прошлёпала босыми ногами к кровати, бросила на пол коробку и быстро развернула бумажный пакет, обронив на постель моё новое платье. Нахмурилась, поджимая губы. Ну что сказать, лорд Морроуз питает слабость к синему цвету. Необходимого свыкаться. Как и с тем, что ни о бальных, ни об утренних платьях можно больше не грезить. Мой удел на сегодняшний день — униформа прислуги. Такова плата за честную жизнь, и, клянусь, я приму сей факт с достоинством.
Справедливости ради сто́ит признать, что лорд не скупился на собственных слуг. На дворецком вчера красовалась дорогая, богато расшитая серебром бархатная ливрея глубокого тёмно-синего цвета, практически чёрная. Как вечернее небо над Галлией. Сегодня дворецкий встречал меня в “скромной” одежде из бархатных тёмно-синих штанов, чёрной шелковой блузы и бархатного же жилета. Мой нерадивый отец облачался скромнее! Даже когда... когда... Беспомощные слёзы негаданно вдруг подступили. Громко всхлипнув, я всё же взяла себя в руки.
Моё платье было из тёмно-синей шелковистой шерсти превосходной выделки, тонкой и плотной. А ещё в свёртке нашлась нижняя рубашка из гладкого шелка с длинными рукавами, обшитыми ажурным кружевом, и высоким кружевным воротником. Красиво и… сурово. Как в известной детской сказке про костюм короля. Как только я надену униформу, прежняя Адель сгинет, а останется только униформа, которая будет мной управлять.
Хорошо, что у меня не было времени оплакивать себя. Стрелка часов подрагивала на цифре восемь. Я развернулась и бросилась в ванную. Мыло, зубной порошок, бодрящая вода. Стопку незатейливых дамских панталон в выдвижном ящике шкафа я обнаружила ещё вечером, и если учесть, что дамской прислуги в доме Морроуза не было… Нет-нет, я не буду думать о том, зачем Морроузу дамское бельё. Может, он поднятые скелеты в них обряжает, а что, имеет право!
Переплетая косу и улыбаясь глупым мыслям, я вернулась к кровати и опять застыла. Как страшно взрослеть… да ещё и так стремительно.
Домашние туфли, практически без каблука и с тупыми по последней столичной моде носами, оказались мне в самый раз. Мягчайшая синяя замша, пуговки из полированного серебра. Красота. Гладкая нежность катайского шёлка скользнула по коже. Не излишне ли дорого для прислуги? Шёлк с мануфактур из Белой Чаши куда дешевле, хоть и не такой тонкий и мягкий. Подхватила верхнее платье, кинулась к зеркалу. Оттуда на меня смотрела испуганная и раскрасневшаяся девица. Темноволоса, глазаста. Тёмные брови вразлёт, пухлые губы. Цвет глаз совершенно невыразительный, “нечто серое с прозеленью”, как говаривала часто матушка. Покойная.
Зажмурившись, я нырнула в пахнущий мятой и сушёной ромашкой плен униформы. Шерсть скользнула по шёлку, как лодка по гладкой воде. Превозмогая боязнь, я открыла глаза и увидела совершенно другую Адель. Серьёзную, взрослую. Униформа шла мне необыкновенно, хотя я этого никак не могла ожидать.
Роскошь катайского кружева аккуратно выглядывала в глубоком, но строгом вырезе платья, белоснежные лепестки поблескивали из-под юбки. Кружевные манжеты плотно обхватывали хрупкие запястья. Потайная шнуровка с обоих боков подчеркнула тонкую девичью талию. Красиво, непривычно и страшно. Разве это я? Вовсе нет. Строгая бонна, смотревшая на меня из светлого зеркала, не будет кричать на хозяина. Не расплачется по пустякам. Не захлопнет дверь перед носом дворецкого.
Показав язык взрослой тетке в зеркале, я завернула косу в плотный жгут, укладывая ее
