Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Конан Дойля в ближайшем букинисте и купили бухла. Дома у Михайлова не то что книг – мебели (кроме кроватей), не было. Ютился будущий король панк-рока в однокомнатной квартире вместе с мамой-инвалидом. Жили они очень бедно. Любимым Колиным блюдом был майонез, щедро намазанный на хлеб.
Я ненавижу хрустальные дома
Живущие в них люди полны
дерьма!
Денег не было и нет, денег не
было и нет!
Пока буржуи выбирают ковры
Я поглощаю алкоголя пары
Денег не было и нет, денег не
было и нет!
Там где депутаты, там
излишняя роскошь.
Жрут сервелат домашние
кошки.
Денег не было и нет, денег не
было и нет!
Николай Михайлов
Коля никогда в жизни не занимался спортом, но был здоров, как бык, и необычайно силен. Как-то уже после злополучной травмы в начале двухтысячных я отправил его сдавать кровь. Знакомые врачи, прежде чем положить его в барокамеру, жестко затребовали анализы, увидев, кого я им предлагаю лечить. Все показатели у Коли оказались идеальными. Просто так его здоровье было не убить, но он очень старался. Если бы он хотя бы мало-мальски следил за собой, то был бы необычайно красив – я ведь уже упоминал его сходство со смазливым Элвисом. Но зачем? Бабам Коля и так нравился. Ему, по его же словам, всегда было кому «сунуть свою сардельку».
Я – сверхмужик
Ростом велик,
Мышцу напряг,
А мышца – ништяк.
Я – сверхмужик.
Мой светлый лик.
Сотни подруг,
Лобзания шлюх.
Я – сверхмужик.
Грозен мой крик.
Мощный кулак
Прочь, хитрый враг!
Александр Лукьянов
Да, особым романтизмом Коля не отличался. Это точно. Но друзья (и девушки) в нем – таком диковатом, как раз и видели своего героя. Природной харизмы у Коли хватило бы на троих. И все это он умудрился слить в унитаз. Все пожрал зеленый змий.
Впрочем, Димку Бабича, самого душевного человека в мире, змий сгубил еще раньше. Димка и Колька были лучшими друзьями. Босяк Михайлов и профессорский сынок Бабич (его отец долгое время преподавал в ЛИИЖТе) души друг в друге не чаяли. Михайлов, естественно, все время пасся в роскошной квартире Димона, где кроме суперского бобинника, о котором я мог только мечтать, и плейбоевского календаря в комнате отца (о котором я даже мечтать не мог), была еще и целая темная комната под фотолабораторию, где Бабич колдовал над черно-белыми отпечатками эпохи. Уже в девятом классе Димка, старавшийся ни в чем не отставать от веселых друзей, заработал диагноз «алкоголизм». В десятом первый раз попытался ломануться в окно, а потом порезал разбитым стеклом вены. Но вытаскивал его из бездны и вызывал скорую не Коля, а Сантёр. Коля всегда умудрялся не быть рядом с тем, кому был нужен. Он легко сваливал и легко возвращался. Легкий такой парниша. Два раза разваливал группу «Бригадный Подряд», просто переставая появляться на репетициях. А потом мог легко прийти в новую группу своих бывших музыкантов и забрать ее под себя, как это случилось с Юрой Соболевым и его «Дохлым номером» и моим проектом «Тося и больные». Легко, без всякого сожаления, сливал из группы лучших друзей. Ему все сходило с рук. Ему все прощали. Его, суку, все любили, непонятно за что. За медвежье добродушие, чудовищную простоту, лихость молодецкую, обезоруживающую улыбку? За безыскусность, аутентичность, честность, какую-то гипернастоящесть, подкупающую талантливой наглостью и наглым талантом? За голос и песни? За то, что ему от жизни ничего было ни нужно – кроме водки, компании и гитары? «Мне бы гитарку» – и все будет в кайф.
Бабич, любя, иногда звал Колю «Ослом». Он и был таким ослом из бременских музыкантов с бакенбардами и ослепительной улыбкой. Многие до сих пор спорят, был Коля панком или нет. Кликухи панковской у него не было. Любил Маккартни, песни писал исключительно мелодичные и гребень на голове не выстригал. Разве что татуировку у Удава сделал. Свидетельствую: Коля Михайлов был настоящим русским панком, в прямом смысле этого слова, самым настоящим, из ленинградской грядки. Не придуманным и деланным, как золотая молодежь – Свин, Рикошет и (даже) Бегемот, которые вынуждены были из кожи вон лезть, чтобы доказать свою принадлежность к помоечному племени. Коляну ничего этого было не нужно, он был плоть от панковской плоти – абсолютный дестрой и ноуфьюче, человек дна плюс чистое творчество на чистых (иногда грязных) дрожжах. И расцвело это творчество, раскрывшее его, как тонкого лирика, воспевшего жизнь обычного купчинского гопника, именно тогда, когда он с друзьями одноклассниками начал играть то, что они называли (а мы считали) панк-роком.
Мне семнадцать лет!
Бред!
Мне семнадцать лет!
Чушь!
Мне семнадцать лет!
Ложь!
Мне семнадцать лет!
Бред!
Макс Васильев
С того момента, как мы с Сантёром стали брить виски, красить челки и записывать панковские агитки, до рождения «Бригадного Подряда», прошло около двух лет. Почти все это время Коля с Димкой стебались над нами, нашими нелепыми нарядами и такими же нелепыми песнями. Разве что Макс Васильев нам сочувствовал, параллельно участвуя в Сантёровском проекте «Пара-Шок».
Опять же версия Макса: Проект «Пара-Шок» скорее можно называть моим, ибо писался он у меня дома. А в общем-то это наш с Сантёром последний визг перед моим убытием в армию. Делать было нечего, вот мы ничего и не делали, а токмо сидели и придумывали песенки. Осень 1985 года.
Коля даже едкую сатирическую песню написал про некоего панка Тосю, который во всем пытается подражать своему гуру Бегемоту, но выглядит при этом глупее некуда. Текст Колян снабдил талантливой карикатурой на меня. Такой вот боевой карандаш. Коля с Димкой заваливались ко мне домой и наперебой докладывали, что теперь они «ультрики», в пику «панкам-битничкам» – нам с Сантёром. Что такое «ультрики», они объяснить не могли, но строили сложные рожи и даже вытанцовывали идиотские па, показывая, как надо соответствовать их передовому движению. А потом ржали до упаду, глядя на мое недоуменно вытянувшееся лицо. При каждой встрече они просто не могли не простебать мою тягу к панк-року. И вдруг – хоп! – появляется «Бригадный Подряд», самая настоящая панк-группа с фронтменом Михайловым, который последние два года искренне стебался над панками.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
