подбирал слова: - Но, конечно, было бы разумно прислушаться к мнению вашего народа, ваше величество?
- Это твоя серьезная ошибка, мой дорогой Седиак. Ты действительно веришь, что мнения моих подданных имеют какой-то вес? Ведь у большинства из этих людей нет никакого образования. Они не умеют читать, они не умеют писать. О,Боги, они едва смогут сосчитать пальцы на своих руках! Откуда такие скоты должны знать, что для них лучше? Хм? Ответь мне на это! - Улыбаясь, он повернулся к Сцилле. - Ну, а теперь, как вы предлагаете, мы позволим людям самим строить свое будущее!
Посланник и правитель зло усмехнулись. Седиак сердито посмотрел на Тренагаса. - А что с зерном, ваше величество? Ваши подданные расстроены тем, что наши союзники накапливают большую часть зерна, пока они голодают. Что-то надо будет сделать, прежде чем у вас не останется подданных, которыми можно править.
- Это не вина Рима! - раздраженно рявкнул Тренагас. - Во всем виноваты эти мерзкие друиды. Их постоянные набеги доводят мой народ до голодной смерти. - Он покачал головой. - И все же не было возмущений, когда я отдал приказ уничтожить их священную рощу.
Седиак заставил себя улыбнуться: - Простите, но ваши подданные так не считают, Ваше Величество. С одной стороны, они сочувствуют продолжающемуся сопротивлению друидов. С другой стороны, они устали от невыполненных обещаний Рима. Их заставили поверить, что жизнь будет лучше при Императоре. Что будет порядок и еда и богатство. Вместо этого ваши люди умирают от голода.
- Что ты посоветуешь мне сделать, Седиак?
- Может быть, более равномерно распределять зерно, Ваше Величество? Это, по крайней мере, развеет глубоко укоренившееся среди ваших подданных подозрение, что к нашим союзникам относятся с большим вниманием.
В разговор вмешался Коскониан: - Боюсь, это абсолютно исключено. Я уже совершенно ясно дал понять, что наши солдаты должны хорошо питаться, если мы хотим победить друидов.
Правитель виновато улыбнулся Седиаку:- К сожалению, мой народ должен немножко поголодать. Но достаточно скоро мы сокрушим сопротивление этих отбросов - друидов. А пока, боюсь, мы все вместе будем страдать.
Он сказал это, когда пара слуг поставила еще одно блюдо с аппетитной выпечкой, и Фигул уже не в первый раз задавался вопросом, не будет ли так уж плохо, если правитель все-таки падет от клинка убийцы. Правитель сунул одно из пирожных в рот, и его настроение внезапно улучшилось.
- Теперь, когда мои враги уничтожены, дела пойдут лучше. Мы можем открыть мои земли для всех торговцев из империи. Скоро рынки будут заполнены торговцами, торгующими всеми мыслимыми предметами роскоши. Вскоре это отсталое поселение превратится в процветающий город и яркий пример цивилизующего влияния Рима.
- Его Милостивейшее Величество Император Клавдий будет рад услышать о ваших успехах, - ответил Сцилла. - Я уверен, что он соответственно вознаградит Ваше Величество.
Тренагас улыбнулся, поглаживая свою подстриженную бороду: - Вообще-то я думал о новом дворце. Что-то вроде того поместья, которое Когидубн строит для себя в Новиомаге. Великолепное жилище послужило бы прекрасным примером для моих невежественных подданных и демонстрацией превосходства римской культуры.
- Прекрасная идея, Ваше Величество. Я посмотрю, что можно будет устроить.
Тренагасулыбнулся, затем встал, чтобы встретить недавно прибывших вождей племен Блез и Рулл стояли рядом с королем, когда каждый вождь по очереди подходил к возвышению и кланялся, пока их слуги преподносили ему в дар драгоценности и прекрасные ткани в публичной демонстрации верности новому Верховному Правителю. Анкаста осталась сидеть за высоким столом, внимательно наблюдая за Тренагасом.
- Мне больно видеть отца таким, - сказала она Фигулу.
- Моя госпожа?
Анкаста повернулась к нему. Фигул уловил запах сладких духов, которыми она пользовалась: - Мой отец был совсем другим до того, как его сослали. Он мог быть сердечным и заботливым. Потом нас изгнали с наших земель. Мать умерла вскоре после этого, и отец стал одержим идеей вернуть себе трон. Это все, о чем он когда-либо говорил днем и ночью в Нарбомартисе. - Она поджала губы. - Теперь он вернулся, и он сделает все возможное, чтобы остаться на троне.
- Вы хотите, чтобы он никогда не возвращался, моя госпожа?
Анкаста на несколько мгновений замолчала, ее голубые глаза были устремлены на Тренагаса, тепло приветствовавшего другого вождя: - Отец постарел и устал, оптион. Гораздо больше, чем он выглядит. - Она снова повернулась лицом к Фигулу, и в ее глазах было что-то похожее на печаль. - Я беспокоюсь, что он больше не сможет продолжать править. Ты знаешь, что тогда случится с нашим народом?
Фигул пожал плечами: - Следующий по очереди займет его трон?
Анкаста вздохнула: - Нет. Рим возьмет на себя управление нашей территорией, как они сделали это с другими племенами. Мы будем аннексированы, и не будет больше дуротригских правителей и вождей. Наше наследие обратится в прах.
Фигул не знал, что на это сказать. По правде говоря, он сочувствовал тяжелому положению дуротригов. Их упрямый отказ принять марионеточного правителя, навязанного им Римом, резко контрастировал с безропотной капитуляцией его собственного народа. Дуротриги заслуживали лучшего вождя, чем Тренагас. Вместо этого они оказались во власти людей, которые принимали решения далеко в Риме. Фигул сердито покачал головой. У Рима будет мало друзей в этой части империи, пока он не поймет, что нельзя править одним острием меча. Однажды, мрачно подумал он, народ Британии зайдет слишком далеко. Тогда придется заплатить ужасную цену тем, кто был связан с захватчиками.
Наконец Тренагас закончил принимать подношения своих гостей и вернулся к столу. Он осушил свою чашу с вином, проливая капли на стол и себе на грудь, к едва скрываемому отвращению имперского посланника. Затем он, с отрыжкой, поставил свою чашку на стол. -Достаточно церемоний для одной ночи! - заявил он своим советникам. - Выведите гладиаторов. Пришло время показать нашим гостям настоящее римское развлечение!
Глава седьмая
По приказу короля слуги убрали остатки пира и отодвинули столы на козлах в сторону зала. Гости стояли в сторонке, а правитель занял свое место на троне на возвышении рядом со своей дочерью, Седиаком и имперским посланником, глаза которого светились от волнения. Домашние рабы продолжали подливать пиво в чашки гостей, а несколько британцев уже ревели пьяные песни, били друг друга кулаками в животы в пробах сил или блевали в проходе на кухню.
По приказу правителя дверь зала распахнулась, и шумные гости замолчали, когда внутрь вошла шеренга из
