собственное развитие. Это поэтому она такая большая.
Их стая насчитывает около трёхсот Зергов, в основном зерглинги, немного гиблингов, как оружие последнего шанса, около четверти от всей массы — это гидралиски и один большой надзиратель, которого Маше только предстояло увидеть. Надзиратель был подчинён непосредственно Азре и усиливал её пси-потенциал, с помощью него она могла контролировать намного больше, чем обычные и очень развитые матери стай. А ещё она использовала его как грузовой транспорт. Их стая была чем-то вроде кочевников, они странствовали по Чару, собирали урожай биомассы с колоний крипа и охотились на диких Зергов, которых Азра не могла подчинить. Непокорных Зергов также переваривали в биомассу. Но на днях их сильно побила стая диких Зергов, истребив четверть стаи Азры, и, чтобы быстрее восстановить численность, она решила обзавестись новой матерью стаи. Вообще, если смотреть шире, стая Азры также являлась дикой, просто более организованной, чем некоторые. Раньше все Зерги были подчинены Королеве Клинков, но, после большой битвы с людьми, она пропала, а до этого Зергами правил высший разум, но он сначала ушёл с Чара, а потом умер, и Зерги стали предоставлены сами себе. Находясь в таком состоянии, в некоторых из них потихоньку просыпается если не разум, то сила воли. Сейчас уже практически невозможно подчинить себе диких Зергов, слишком сильна стала их воля. Вернее, подчинить их можно, но это должен быть очень сильный псион, не слабее Королевы Клинков или высшего разума.
Про себя Маша отметила, что она находится во временном промежутке между поимкой Керриган и возвращением её на Чар. И желательно что-нибудь придумать или сбежать с планеты, пока истинная хозяйка Зергов не вернулась и не стала расправляться с самозваными королевнами. Не то чтобы она боялась, будто Керриган есть дело до её скромной особы, просто в том замесе, который устроит Королева Клинков, добираясь до Арктура Менгска, Маше участвовать не хотелось. Воевать за чужие интересы, при этом не имея права выбора и права вообще воевать — это не её. Да и людишек откровенно было жалко, да, она теперь Зерг, но это не делает из неё человеконенавистницу, она помнила, кто она и откуда.
— Сейчас поедим и будем учиться ходить, — сказала Седьмая и ушла, чтобы через пару минут вернуться с двумя кожистыми шарами. — Вот. На, ешь.
— Как? У меня рта нет, — ответила Маша. И, наверно, в первый раз увидела, как практически вся покрытая хитином морда Седьмой изгибает надбровную дугу в удивлении, или что теперь у них тут вместо бровей.
Седьмая взяла в руку одно из жвал Маши и проткнула им шарик. Жвало тут же рефлекторно начало всасывать в себя содержимое кожистого шара. Вкуса Маша не чувствовала, но зато ощутила, как её пустая утроба заполняется чем-то питательным — это сразу придало Маше сил. Опустевшие кожаные мешки Седьмая скормила зерглингам, которые здесь вообще были чем-то вроде бегающих урн, которым скармливали любой мусор. Ещё немного отдохнув, Седьмая начала учить её ходить. По началу это было даже весело, примерно так Маша в далёком прошлом помогала учиться ходить своему младшему брату, также учили и её. Стоя к ней лицом, Седьмая, держа её за ладони, поддерживала в стоячем положении и мягко и плавно тянула Машу на себя. Через пять часов занятий Маша научилась ходить, но настроение окончательно испортилось. Вспомнились родные, оставшиеся в прошлой жизни.
— Восьмая, сестра моя, что с тобой? Тебя обуревают печальные мысли, но мне неясна их причина, — переживания Маши не остались не замечены прозорливой Седьмой. Сложно что-то утаить от телепата, который способен подслушивать не только мысли, но и чувства.
— Я слишком громко думаю? Прости, наверно я плохо усвоила твои уроки, я постараюсь думать тише.
— В этом нет твоей вины, и из трутней не сразу улей вырастает. На всё нужно время. Но почему ты печальна?
— У меня болит шея, — сказала Маша почти правду. Теперь её голову украшал массивный костяной нарост, голова от этого стала слишком тяжёлой и создавала большое давление на шею.
— Это нормально. Я ещё помню, как у меня после вылупления болела шея. Не беспокойся, это временно, твои кости ещё слишком мягкие, но они станут твёрже, а мышцы адаптируются.
— И наверно, я просто устала. Мне надо поспать.
— Отдохни, Восьмая, сегодня ты прекрасно потрудилась. Продолжим твоё обучение завтра.
Седьмая оставила Машу в одиночестве, и та легла прямо на пол, покрытый студенистой субстанцией. Маша поняла, что это ничто иное, как КРИП Зергов — студенистая поверхность, покрывающая пол и стены, на самом деле являлась колонией психовосприимчивых микроскопических существ. Зерги использовали крип как пищу и основу для своих живых зданий. Это Маша знала по игре, а как его использовали здесь, она даже не предполагала. Догадывалась только, что всё сложнее, чем есть на самом деле.
Лёжа на мягком крипе Маша пыталась заснуть, но печальные мысли, тоска по родным не отпускали её. Как она до такой жизни дошла? За что именно в тело зерга? Почему не в какого-нибудь террана? На худой конец и в протосса. За что с ней так? Она ведь не злой монстр, жаждущий пожирать и плодиться, а всего лишь слабая, хрупкая девушка двадцати лет отроду. У неё ведь в той жизни всё было отлично. Любящие родители, умница-брат, возлюбленный парень и успех впереди. Почему всё должно было так закончиться? Это несправедливо. А теперь ей была уготована только участь курицы-несушки.
Маша хотела бы заплакать, но у неё просто не было слёзных желез, поэтому она зажмурилась, зажав свою бронированную морду трёхпалыми лапами. Она не заметила как кто-то коснулся её плеча и испугалась. А обернувшись увидела, что это была Седьмая.
«Не бойся, сестра. Всё хорошо, ты не одна, с тобой наша семья», — мыслеречью проговорила Седьмая.
Маша расслабилась, а Седьмая легла рядом с ней. Лапками нижнего тела она обхватила тело Маши и накрыла его перепонками, словно одеялом. А передними лапами прижала голову Маши к своей груди. У матерей стаи кстати есть грудь, хитиновая вся такая, больше похожая на панцирь черепахи, но всё же грудь. Как ни странно, вся эта зерговская нежность успокоила Машу и, засыпая, она подумала, что она счастливый человек. Всю свою сознательную жизнь она никогда не была одна, в детстве её окружала любящая семья, потом, после смерти, её взял под опеку Мефисто, который просто не давал ей грустить и тосковать по родным. Он подбадривал её разговорами и своим присутствием, не оставляя наедине со своими печальными мыслями. А теперь она встретила
