смысл сказанного, устранив языковой барьер, ан нет.
— Пленные с севера, от нашего стола к вашему.
От этих слов я за малым не поднимаю голову, чтобы взглянуть на говорившего. Пусть и получу еще разок палкой по башке, но вдруг ослышался?
Однако, сомнений нет — говорит один из викингов, голос которого я без труда узнаю. Именно этот возглавлял отряд данов, отделившихся у Новгорода. Вот пидарасина, оказывается по-русски говорит может.
— Агась, по нашему говорят? — интересуется мужичок.
— Говорят, — сообщает дан. — Все целехонькие, убогих нет, как на подбор.
— Вижу, — с придыханием отвечает мужичок. — Хороший у вас сегодня товар. Нам в Киеве такие нужны. Как говорится от вашего стола к нашему — принимаем.
С Киева? Я не ослышался, выходит этот славянин из полянской земли.
— Ты бы товар лицом показал? Посмотрю, что в град вести. Сам понимаешь, не всяко потребно.
— Выбирай и забирай каждого, на кого покажешь, все по договоренности.
— Сговорились, достопочтенный.
Меня мало волнует о какой договоренности речь. Гораздо больше меня волнует тот факт, что мужичок, назвавшийся представителем полян, явился на рабский рынок, по его разумению за «живым товаром». И этим товаром были никто иные, как его братья славяне — ильменские словене, угодившие к захватчикам в плен. Одно из двух, либо этот полянин не тот за кого себя выдает и к Киеву отношения не имеет. Либо в Киеве прознали о бесчинствах данов и придерживаются тонкой стратегии, не совсем понятной мне, которая позволит защитить полянам собственные земли. Третий вариант есть, но его даже не хочу рассматривать. Категорически отказываюсь верить в то, что поляне объединились с данами и ведут с ними дела, когда другие славянские города утопают в крови. Легендарный Кий вряд ли записной мудила, а значит не допустит подобного развития событий, иначе не нашел бы он своего места в летописи. Летопись может исказить историю, напутать с хронологией и датами, но никогда летописцы не восхваляют предателей, мерзавцев и мудаков. С другой стороны… меня осеняет. Я совершено упустил из виду, что поляне могут не знать об учиненном викингами беспределе. Этот рыжебородый командир ни словом не обмолвился о происхождении «живого товара», ограничившись поверхностным «пленники с севера», да упомянул, что язык местный знают. Работорговля в этот период широко распространена в славянских землях, поэтому в том, что поляне явились на рабский рынок в Полоцк нет ничего предосудительного. Да и рабы на славянской земле далеко не те рабы, что известны в античности. Рабы у славян, отработав свое, получают шанс уйти восвояси или остаться у своих поработителей, но на условиях равных остальным. В конце концов, поляне просто могут решить не ввязываться в дела соседей, дабы не делать чужие проблемы своими. Формально они имеют на это полное право, Киеву викинги пока месть не угрожают. Вот только ключевые слова здесь как раз «пока месть» — Кия следует немедля предупредить о нависшей над ним опасности. У полян ещё существует шанс наладить более-менее слаженное сопротивление. Другой вопрос как это сделать. А вот так…
Я, пользуясь тем, что между полянином и викингом продолжается разговор, выпрямляюсь, едва удерживаясь на связанных чуть выше лодыжек ногах.
— Возьмите меня, я хочу отправится в славный град Киев!
Глава 7
* * *
Командир викингов таращит глаза, пораженный наглостью пленника. В его взгляде одновременно удивление и злость. Оба чувства вызваны тем, что я, во-первых, посмел перебить разговор полянина и викинга, а во-вторых, самовольничал и поднялся без приказа. Разумеется, подобный поступок не останется безнаказанным. Каким будет наказание, викинг решает — хотя вся дума заключается в том, чтобы убить меня на месте или подождать окончание торга. Пока же в выбирает третье — ударить меня палкой и невзначай отправить обратно на землю. Замахивается, рычит, наступает. Я жмурюсь, предвкушая и готовясь принять удар. Мне же только шишки на лбу не хватает, блин. Будучи связан по рукам и ногам, я не окажу сопротивления и дернул же меня черт вскакивать…
— Да погоди ты бить, — вдруг говорит тот самый мужичок, переговаривающийся с данами от лица полян. — Убить всяко успеешь, давай сначала глянем, че он хотел.
Мужичок касается могучей, покрытой, словно буграми, мускулами руки викинга и чуть ли не повиснув на ней, заставляет воина опустить палку. Сам он выглядит гораздо более скромнее своего собеседника, уступая тому по всем фронтам. Однако, воин не спорит, морщась от раздражения скрещивает руки на груди.
Мужичок признательно кивает, отдавая должное выдержке воина. Он пришел на торг в окружении пятерых людей славянской наружности и как я и предположил, был немолод. У него весьма необычный наряд. Наряд этот разительно отличается от того, что я видел до того.
Распашной, приталенный, подпоясанный шерстяной кафтан, запахнутый по левую сторону и с видимым отворотом по вороту. Поверх плащ. Штаны с широким шагом заправляет в сапоги. На голове повязка. Ничего общего со славянской рубахой и портами, в которые надет в том числе я сам. Похожий наряд надет и на сопровождающих.
— Как тебя звать? — спрашивает мужичок, обращаясь ко мне.
— А как вы велите, так и звать, — отвечаю я, с одной стороны не хочу называть свое имя, с другой следует сгладить впечатление о своей взбалмошности перед будущими «хозяевами».
Полянин довольно улыбается, когда как викинг несдержанно ворчит:
— Грохнуть его и делов, — заявляет он.
— Погоди ты говорю, сам же сказал от вашего стола к нашему или это пустые слова? — напоминает мужичок. — Я может братца этого себе забираю. Покажешь, как есть?
Викинг качает головой, все видом показывая, что не одобряет выбор полянина. По разумению захватчика я уже давно должен валятся на земле в агонии и с выпотрошенными кишками. Однако викинг подходит ко мне, отбросив свою палку, достаёт меч и вместо того, чтобы пускать мне кровь, перерезает сковывающие меня путы. Следом подталкивает меня в спину, по направлению к полянину, от нетерпения скрестившему руки на груди. Я только за малым не заваливаюсь кубырем — ноги после нескольких часов в позе буквой «зю» ватные и непослушные. К лодыжкам приятно приливает кровь, разлившаяся по пережатым венам, а место, где веревка сжимала кожу, неприятно жжёт — вязали туго, чтобы наверняка.
Останавливаюсь напротив полянина, забавно выпячивающего губу и давлю в себе желание переступить с ноги на ногу — лишние движения будут расценены как попытка к бегству, а острие меча викинга до того несколько
