так и не дали. Но у нее аллергия на свет. Работать, разумеется, она не может, так что я кормилица в семье.
— Почему не дали?
— Смешно, но в России такая болезнь не зарегистрирована, а по анализам у нее обычная аллергия. Ей выписали Зиртек и отпустили домой.
— Очень странно, — говорит он, а я плечами пожимаю. Антон урод, что упомянул это. — Антона я уволю, чтобы ты знала.
— Так он не у вас работает.
— Директор «Альтаира» послушается, если хочет еще работать с нами. Или ты хочешь пожалеть его?
Наверное, не упомяни он маму, пожалела бы…
— Не-а. Чем он дальше от меня, тем лучше.
— Хорошо. Приехали, — вижу несколько странных машин возле студии. Они уже выносят инструменты. Странно как-то. Не знала, что у нас ремонт.
— Спасибо, что подвезли и … — поворачиваю голову, смотря в серьезное лицо Распутина. — За все спасибо.
— Пожалуйста. Иди уже. У тебя вроде тренировка в семь начинается.
— Ага, — мне становится неудобно перед ним, и я говорю… — Может вы посмотреть хотите?
— На что?
— Ну… Какие элементы я умею делать…
Он откашливается, оттягивает галстук.
— Не стоит, Мария Викторовна. Да и у меня очень хорошее воображение.
— Я ради приличия предложила.
— Я понял, — кивает он, и я наконец покидаю машину, полную не только его терпких мужских запахов, но и его острой, режущей по нервам энергетики.
Глава 14
— Это что за мужик? — спрашивает Эля. Мы с ней давно знакомы, вместе занимаемся. Она недавно развелась и уже подыскивает нового мужа. — Твой?
Мой ли… Да нет. Вряд ли такой как Распутин готов принадлежать хоть кому-то.
— Мой начальник. Подвез меня, — пожимаю плечами. Машу в сторону машины и захожу внутрь. Даже жалко, что он отказался посмотреть.
Я бы показала, что есть такие виды деятельности, где моя природная неуклюжесть и неудачливость отходят на второй план.
Внутри ремонт полным ходом, так что мы с девчонками переходим в другой зал. Разминаемся, растягиваемся.
— А он женат? — врывается в сознание голос Эли, я головой качаю.
— У него есть любовница.
— Красивая? Они давно вместе?
— А что? Хочешь ее место занять?
— Ну а что? Мужик он видный, с деньгами, да и я одна. Поможешь?
— Как? — отрываюсь от отжиманий.
— Ну ты же можешь сказать, где он обедает, бывает.
— Ну в теории, конечно, могу. Но, по-моему, это нарушение профессиональной этики, Эль. Так что как-нибудь сама.
— Господи, Котова, какая ты зануда. Поэтому и мужика у тебя нет.
— А ты очевидно не зануда, поэтому второй раз с мужиком разводишься.
Она дует губы, но тут же смеется.
— Ладно, извини. А может ты его для себя хочешь?
— Да ты что? Куда мне до него. Максимум, на что я могу рассчитывать — это перепих в обеденное время на рабочем столе, а меня, знаешь ли, такой вариант не сильно устроит.
— Ну да, ты у нас дама с запросами. Ну слушай, а позови его на конкурс. Пусть посмотрит, как я выступаю, может, там я его и подловлю. Тем более конкурс будет в отеле, — она играет бровями, а я мне смешно даже. Ну позвать-то можно, только вряд ли он придет.
— Сомневаюсь, что ему такое интересно, но я позову. Чего не сделаешь ради подруги.
— Сучка. Но он правда хорош, согласись?
— Ты давай уже на шест прыгай, а не о членах мечтай, — смеюсь я с нее. Ну а что ей сказать. Что она права и мой босс действительно хорош? Более того, еще и рыцарь, доспехи с которого порой очень хочется снять. Что все мои планки приличия совершенно срывает, когда я его вижу?
Весь вечер и половину следующего дня я занимаюсь тремя вещами. Перво-наперво вертолет. Я переделываю план, рисунок, чертеж. Закончив, выбираю новые рубашки для босса и думаю, как позвать его на конкурс.
А главное, хочу ли я, чтобы он там был. Смотрел на меня. На Элю.
На меня. И снова на меня.
Я никогда не танцевала для кого-то. Мне нравился сам процесс, но вчера, только представив, что Распутин будет смотреть, скользить по телу взглядом, в душе появилось волнение, а в груди разлилось горячее тепло.
Преподаватель даже сказала, что впервые увидела в моих движениях страсть.
Надо же. Страсть.
Так может, если он придет, у меня появится эта самая страсть, и я наконец займу призовое место? Очень хочется.
* * *
— Это что? — запинается Распутин об пакеты, которые принес курьер, пока он уезжал по делам.
— Это новые рубашки. Вчера ваши так и потерялись, я подумала, что вам нужны новые.
— Они не белые. Я ношу только белые.
— Знаю, — вздыхаю. О чем я только думала? О том, как они будут смотреться на торсе босса, и как он устроит для меня личное дефиле? — Но мне захотелось. Примирите? Вдруг вам понравится?
— Ты переделала план? — спрашивает он, но, что удивительно, пакеты берет и идет к себе. Я тут же в припрыжку за ним. Хватаю папку. В кабинете достаю листы, пока он разворачивает одну из рубашек и осматривает ткань. Блин, ну померь. Хотя можешь и так оставаться. Потому что смотреть на тебя одно удовольствие.
— Померьте.
Он поднимает глаза, снимает рубашку и меряет новую. А у меня такое удовольствие по телу разливается, словно только что тренировка закончилась, и можно сделать глоток воды.
Черт, как ему идет этот цвет. Я так и знала!
— Хорошо, мне кажется. Вам идет.
— Вроде ничего. Главное, чтобы ты меня как клоуна не вырядила.
— Я бы не посмела. Посмотрите?
— Да, — подходит он ближе, а я втягиваю аромат его геля для душа, парфюма, сигарет и черного чая. Убойное сочетание. Стреляет прямо в мозг, стекает к животу. — Уже лучше. Но хвост переделай. И винт не такой огромный, иначе вертолет будет заносить. Ты словно вертолетов никогда не видела.
— Вы же меня в цех не пускаете?
— Чтобы у меня там производство встало? Сиди тут, хоть не убьешься.
Я молча собираю папку. Обида жжет горло.
— Бывший не звонил? Не беспокоил?
— А! Я вообще про него забыла! Он хоть жив?
— Жив. В больнице. Думаю, больше не тронет.
— Вы и правда его уволили?
— Конечно. Я слов на ветер не бросаю. Ты рубашки как купила.
— Через интернет. Сайт дать?
— За чей счет?
— За свой счет, конечно. По моей же вине вы те потеряли.
— Чек скинь в бухгалтерию, тебе начислят.
— Не надо, я же сказала. Мне не трудно и вам идет. Мне хотелось что-то сделать для вас, как вы вчера
