в столовую.
Она в целом не возражала. Но ела совсем чуть-чуть, хотя я отчётливо видела в глазах голод.
Я уже знала, что добрым словом тут ничего не добьёшься — только строгий тон, только приказ. Да, девочка слишком долго жила так, что, кроме окриков и битья палкой, ничего не видела, и потому не воспринимала другого.
И это было самое страшное.
Но я не могла на неё кричать или, тем более, бить. Не потому, что не умела держать в руках палку. Нет. Просто мысли о подобном вызывали во мне приступы тошноты, и иногда я плакала, чувствуя своё бессилие, — бить не могу, а без этого человек не слушает.
Но я тоже училась. И освоила-таки науку отдавать приказы, которые она слышала и выполняла. Это было сложно – я совершенно не умела командовать. В доме родителей этим занималась мать, а у Игоря… В своём доме Игорь командовал сам, и мной тоже.
Иногда, видя, с какой готовностью Машэ делает то, что я от неё требую, думала, что было бы здорово, если бы можно было приказать: «Будь счастливой!». И Машэ тут же станет счастливой.
Жаль, что это невозможно...
Работать приходилось с тем, что было. А был у меня только суп.
Машэ любила его какой-то бешеной, ненормальной любовью, могла съедать по две порции по нескольку раз в день. А может, и больше, что было сильно похоже на правду. Думаю, что она чувствовала себя неловко, поедая, по её мнению, слишком много, неприлично много пищи за один раз.
Я уговаривала хорошо питаться, но это не очень помогало. Тогда строго приказывала есть досыта и обязательно баловать себя чем-нибудь вкусненьким, а если просыпался аппетит, не ждать меня, а идти и самой вызывать себе еду. Выслушав этот приказ, Машэ косилась на меня с неприкрытым неверием, но больше съедать в моём присутствии всё равно не решалась.
Подозреваю, что она навещала столовую, когда я не видела. Потому что результат был заметен — её щёки немного округлились, а пальцы на маленькой руке уже не устрашали своей прозрачной хрупкостью.
А если ребёнку так спокойнее – есть, когда меня нет – буду делать вид, что не замечаю запаха креветочного супчика в столовой и следов её неловкой уборки. Зато нахваливать девочку, которая радует сердце Ольги-се своим хорошим аппетитом, никогда не забывала.
Пусть отъедается.
И имея в арсенале из «оружия счастья» один лишь суп, я анализировала его по всем возможным параметрам: питательная ценность, набор аминокислот, органолептику, химический состав жидких и твёрдых элементов.
Потому ли, что я не знала, что искать, или ещё почему, но ничего особенного я не нашла – вода, белки, клетчатка, микроэлементы. Сухарики, которые там иногда плавали и вызывали детский восторг на лице Машэ, тоже были самыми обычными – углеводы и почти никаких белков и жиров.
Всёля твердила: «Ольга, всё хорошо. Ты всё правильно делаешь. Работай дальше».
Вот только дальше... Дальше была стена.
Я читала тонны книг, пересматривала сотни часов материалов, пытаясь найти, чем зацепить нашу Машэ, искала какие-нибудь аналоги супчика или всей этой ситуации, но все пути вели в тупик.
Иногда я бросала высокую науку и тыкала наугад, но здесь тоже успеха не было. Я пыталась заводить с ней беседы по душам или расспрашивать, пробовала рисовать, играть на скрипке. Я не была мастером в музыке, но проведя долгое время рядом с гениальным скрипачом, могла наиграть пару-другую мотивчиков. Всё надеялась, может, хоть что-то отзовётся?
Нет, результата не было.
Я искала даже во сне.
Мне снилось, что я в полутёмной библиотеке роюсь на полках. Казалось, что вот она, та самая книга, в которой спрятан ответ, что он уже близко, что я, наконец, нашла! Бралась за корешок, чтобы снять её с полки, но в это самое мгновенье чувствовала ужас и понимала, что нашли меня. Оборачивалась и видела Игоря.
Он медленно шёл ко мне между стеллажами и улыбался своей кривоватой улыбкой. Белая, слишком низко расстёгнутая рубашка обнажала светлую поросль на груди. Взгляд исподлобья гипнотизировал, а рука с длинными музыкальными пальцами манила к себе. Я замирала и… просыпалась.
Вздыхала облегчённо — не добрался, не смог. Но главное — название книги я не помнила.
В какой-то момент ощущение стены, в которую я уткнулась, стало непреодолимым. И я поняла, что нужно отпустить ситуацию, расслабиться, отойти и посмотреть со стороны, может, где-то, совсем рядом, есть дверь? А лучше вообще перестать искать, и уж тогда точно что-то найдётся.
— Всёля, а может, я куда-то выйду с ней? — спросила однажды. – Прогуляюсь?
— Куда? — в тоне моего невидимого двойника послышалась сардоническая улыбка.
Да, куда? Как понять, что нужно Машэ? Что её зацепит и раскроет? И я решила начать с себя. Где я сама могу расслабиться, отпустить на волю мысли?
Задумалась.
Чего мне так не хватает здесь, на этой совершенно белой и такой чистой станции, где спокойно, уютно и так хорошо? Я закрыла глаза и поняла – не хватает просторов, яркого солнца, леса. Особенно леса!
Как же я хочу в лес! Чтобы под седлом — лошадь, чтобы ощущать ритм движения и равномерный стук копыт, чтобы шум ветра в высоких кронах – вот чего я хочу! Это всегда уводило меня в какую-то задумчивость, в которой рождаются чудесные мысли и решения нерешаемых проблем.
— В лес хочу, Всёленька! И на лошадке на своей хочу прокатиться. Ах, какие у отца были леса на дальних границах владений! – заулыбалась и прищурилась от прекрасных воспоминаний.
— И что? Людей там не бывает?
— Только если большую охоту соберут... — А в голове всё всплывали и всплывали образы людей верхом, закипающий в крови азарт, энергия, струящаяся в мышцах, чувство единения с сильным животным, что мчится вперёд.
— Подождать нужно, — пробурчала явно недовольная Всёля. — Через пару деньков будь готова по первому слову.
— Что? — я икнула. — Ты и это можешь?
Но хитрая моя подруга, всесильный мой товарищ и помощник не ответила.
Я перестала приставать к нашей гостье, приготовила амазонку и ходила в приподнятом настроении, предвкушая прогулку. Машэ косилась на меня, но вопросов не задавала. Она вообще могла сидеть неподвижно часами в уголке дивана или свернуться на нём же в невообразимой позе и так лежать, глядя в одну точку.
— Поедем с тобой на прогулку, — сказала ей и улыбнулась.
— Прогулка? — она дёрнула носом. — Это
