Я имею в виду, кровь настоящих, крупных драконов – не нойдичей, а тех, к которым принадлежит и мастер Ойгонхарт. И которые давно вымерли, верно. Но этот флакон достался мне по наследству. И, как ты, несомненно, знаешь, драконья кровь крайне ценна. А еще, если распылить ее в лесу, захваченном пустошами постапокалипсиса, то этот лес оживет.
Глаза у Каприза стали как блюдца. Тут уж я, не менее шокированная, поспешила вмешаться.
– Артур, а ты правда настолько хочешь эти блинчики?!
– Я согласен! – нимфин быстро пошел обратно к нам. – Забирайте все порции. Где флакон? Я немедленно отправлю его домой.
Он пытался всунуть Артуру в руки поднос, Артур сопротивлялся, я переживала за судьбу тарелок, которые ездили по нему туда-сюда, так и норовя свалиться на землю.
– Поменьше резких движений, джентльмены! – в конце концов не выдержала я, выхватывая этот разнесчастный поднос и возвращая ему утраченный баланс. – Так! Я правильно понимаю, что планы меняются? Мы идем не есть, а за флаконом?
Ребята кивнули. Всю дорогу до нашей комнаты я торжественно тащила блинчики, которые благодаря заклинанию продолжали быть упоительно теплыми. Сливки наверху тоже не спешили таять. Каприз то и дело подозрительно уточнял у Артура, не пошутил ли он, обещая в этом случае отвинтить Эдинброгу голову.
– Я не шучу такими вещами, – Артур устало потер глаза и вошел в спальню.
А потом достал из запертого ящика стола изящный, но пыльный флакончик, чья крышка была выполнена в форме драконьей головы.
– Держи, – Эдинброг протянул сокровище нимфину.
На сей раз Каприз посмотрел на него очень странно. Как на умалишенного.
– Ты же понимаешь, что блины стоят примерно в миллион раз меньше? – на всякий случай уточнил он.
– Тем не менее я хочу угостить ими свою девушку, потому что в следующем году нас здесь точно не будет, – Артур неожиданно подмигнул мне.
Я никогда не любила рубить на корню чьи-либо благие начинания, особенно на мой счет, но все-таки вынуждена была выступить с осторожной критикой.
– Артур, это звучало бы очень романтично, если бы не было так нерационально.
– Да что вы заладили оба!.. – раздосадовано отмахнулся Эдинброг. – Неужели не ясно, что я сам хочу, чтобы нимфинские леса вернулись к жизни? Хотя бы часть из них. Считай, что блинчики – это предлог, Каприз. В конце концов, просто так ты этот флакон никогда бы у меня не взял.
– Большое спасибо, – серьезно сказал Каприз и даже, кажется, немножко поклонился. – Я пойду. Нужно отправить флакон как можно скорее.
Мы остались вдвоем. Солнышко за окном было – просто прелесть.
– Это был классный поступок, – улыбнулась я, кладя руки на плечи Эдинброга.
– Ты только что его критиковала.
– Ну это так, не обращай внимания. Я просто не знала причину. Так часто бывает: ты выступаешь против чего-то просто потому, что не понимаешь этого. А я теперь все-все понимаю, мой благородный сэр Эдинброг.
– Так уж все-все? – улыбнулся он, наклоняясь ко мне и осторожно касаясь моих губ своими.
– Ага, – я хитро сощурилась. – А еще у меня, кажется, открылся дар ясновидения. Я знаю, что сейчас произойдет.
– Да ну, – Артур вскинул брови. – Удиви меня.
И тогда я шепнула кое-что ему на ухо, и он снова меня поцеловал. А потом я его. И снова – он. И дальше, и дальше, и дальше.
Какое-то время спустя мы взяли все те же блинчики – да-да, до сих пор шикарные, ибо заколдованные! – и пошли с ними искать Каприза.
В Сироппинге продолжалась битва не на жизнь, а на смерть. Раненых было все больше. Но также было много и жутко довольных, добывших все, что надо, и теперь расположившихся с этим богатством на университетских лужайках.
Мы обнаружили Каприза и Пустыню у реки, где они отдыхали на самом берегу, причем нимфин оперся спиной о своего огромного фамильяра, а она свернулась вокруг него уютным кренделем, будто своеобразное кресло, и, кажется, дремала. Всем бы такого урчащего котеночка.
– Хей, Каприз! – уже издали окликнула я. – Время наконец-то всем вместе попробовать эти несчастные блинчики!
Он удивленно обернулся. Мы с Артуром по-свойски плюхнулись по обе стороны от него, заставив Пустыню подозрительно приоткрыть глаза.
– Я же сказал: все три порции – вам, – вскинул брови нимфин.
Но Артур в ответ лишь непререкаемо всунул ему в руки тарелки, а я со смехом потрепала его по плечу.
– Так, запоминай! «Д» равно «дружба», равно «делиться».
«Ржавый гвоздь»
Мелисандр Кес
«Ржавый гвоздь» имел славу самого злачного места во всем Саусборне, и небезосновательно. Расположенный в сердце портового района, этот кабак пропах пшеничным пивом, чесночными гренками и крепким табаком.
Публика, предпочитавшая коротать здесь ночи, определенно не вызывала доверия, а в неверном свете дешевых красноватых магсфер лица посетителей казались еще более зверскими, чем при свете дня.
Тем неожиданнее было увидеть среди всех этих ухмыляющихся бандитов чисто выбритого мужчину в узких светлых штанах и щеголеватой антрацитово-черной блузе. Он нарочито медленно делал заказ.
– Пожалуй, вино у вас лучше не брать, да? – улыбнулся он отнюдь не дружелюбному бармену, чей правый глаз был скрыт под черной повязкой. – Сомневаюсь, что оно вообще из винограда. А что насчет виски? Как считаете? Не советуете? Хм. Ладно, давайте остановимся на чашечке горячего чая.
– Ты издеваешься, куренок? – пробасил бармен, угрожающе нависнув над разделяющей их с гостем стойкой. – Он безалкогольный.
– Но ведь моей очаровательной соседке вы, кажется, согласились его налить, – посетитель указал корректно раскрытой ладонью на примостившуюся рядом девушку.
Бармен что-то злобно пробормотал себе под нос и ушел выполнять заказ. Девушка с любопытством посмотрела на необычного соседа.
– Кес. Мелисандр Кес, – он с улыбкой протянул ей руку. – На самом деле, я собирался напиться, но, увидев вас, подумал: а за каким д'гарром мне убивать собственный организм? Вот ведь рядом со мной чистейший образец того, как великолепно можно выглядеть, если не налегать на горячительное. И я решил последовать вашему очаровательному примеру.
– Это очень мило. Я Санша, – засмеялась девушка и протянула руку в ответ.
– Что заставляет вас проводить здесь вечер? – спросил Мел.
– Ну, как сказать. Какое-никакое, а развлечение. Я весь день шью здесь неподалеку, так что к вечеру перед глазами сплошной хоровод из иголок и ниток, только до «Гвоздя» и есть силы добраться. А вы-то почему здесь? Сразу же видно, господин из благородных, – Санша стрельнула глазами на богатую вышивку, шедшую по вороту блузы Мелисандра. Тот отмахнулся.
– Ох, да ладно! А я-то надеялся, что в кои-то веки сойду здесь за своего… Так хочется повеселиться нормально, без оглядки на статус. Но как вы быстро меня раскусили, госпожа! Вот это проницательность. Как?! – Мел надеялся, что его слова прозвучат как чистейшее удивление, но, к сожалению, актерского таланта у него было маловато.
Впрочем, девушка приняла сказанное за чистую монету, пионовый румянец залил ее пухлые щечки.
– Вы правы, госпожа, к сожалению, вы правы, – продолжал заливаться соловьем Мел, прочувствованно сжимая ладошку собеседницы. – Мне действительно не место в «Ржавом гвозде». Как-никак, я все-таки Свидетель Смерти при Жандармерии.
– О-о-о, – с почтением протянула девушка.
Интерес, до того неспешно разгоравшийся в ее глазах, вспыхнул теперь яркой звездой, мгновенно согревшей душу Мелисандра. «Как же легко я нравлюсь людям», – с удовлетворением подумал он и добавил:
– Иногда так сложно забыть о том, что мне приходится видеть каждый день. Я не могу ходить на балы и светские приемы, потому что боюсь встретить там того, кого вскоре мне придется увидеть на столе в морге. Говорят, люди моей профессии должны уметь отстраняться, но как? Как можно не слышать свое сердце, которое всегда сочувствует, сопереживает всем этим беднягам, разделяет их боль? Да если бы я и умел абстрагироваться. На балы мне путь все равно заказан: я не могу оплачивать входные взносы, потому что все деньги отсылаю младшему брату в Иджикаян, чтобы он мог получить там достойное образование. Мой крест – быть одиноким, – Мел вздохнул и отвернулся.
Санша смотрела на него расширившимися глазами.
– Мне так жаль. – проблеяла она. – Но вас должно греть понимание того, что вы делаете важное
