в рамках местной логики — следовало ожидать. Хрена ли тут дальше осматривать, и так всё ясно.
Я поднялся на крыльцо и позвонил в бронзовый колокольчик. Дверь открыл швейцар.
— Вам назначено?
— Да, — не стал я грузить обслугу лишними деталями. — Я в контору «Урюпин и сыновья».
— Но господин Урюпин…
— Знаю. Мои соболезнования. Ничего, меня и сыновья устроят.
— Оне не принимают.
— А как же оне дела ведут? Клиенты не нужны, что ли?
— Вы можете к секретарю пройти, обсказать вопрос. А он господам Урюпиным всё передаст.
— Ну так пропусти меня уже.
Я отодвинул швейцара с порога и вошёл.
— Прямо проходите, — сказал вслед швейцар. — Там сразу увидите приемную.
Я кивнул. Прошёл.
Приёмную увидел действительно сразу — просторное помещение, заставленное шкафами. Шкафы громоздились вокруг островка — дубового стола. За столом сидел секретарь, тщедушный мужичок с обширной лысиной.
Он что-то писал, усердно поскрипывая пером. Когда я вошёл, поднял голову и поправил очки на носу. Дужки их почему-то не загибались за уши. Очки держались на переносице с помощью шнурка. Естественно, то и дело сползали.
У окна приёмной сидел в кресле крепкий детина. Он раскладывал на подоконнике карты. То ли пасьянс, то ли играл сам с собой. Детина тоже уставился на меня.
В костюме я выглядел представительно. Секретарь вскочил и поклонился.
— Что вам угодно, ваше благородие?
— Мне угодно видеть сыновей господина Урюпина.
— Сожалею, сие никак не возможно. Господа Урюпины не принимают лично. Но вы можете изложить суть вашего дела мне! Не сомневайтесь, что всё передам в точности. Я работаю на господ Урюпиных уже больше двадцати лет.
Он оттарабанил эту речь единым залпом. Явно произносит частенько. И кого-то, может, сообщение о невозможности видеть сыновей господина Урюпина совершенно не смущает.
В этот раз секретарю не повезло.
— Сожалею, но у меня слишком деликатный вопрос.
Я решительно направился к солидной двери, рядом с которой стоял стол секретаря. Ничего иного, кроме кабинета, принадлежащего Урюпиным, по логике там находиться не могло.
— Нет-нет! Ни в коем случае! — Секретарь бросился наперерез. — Я же сказал, господа Урюпины не принимают!
— Уверен, что для меня они сделают исключение.
Я взял секретаря за плечи, оторвал от пола и аккуратно переставил в сторону. Для того, чтобы в следующую секунду за плечи схватили меня самого.
— Сказано ж вам, — грозно взревел у меня над ухом детина — который до сих пор сидел у окна. — Не принимают!
Ух ты. Чем дальше, тем интереснее. Теперь уже, даже если бы мне не особо и нужны были Урюпины-сыновья, в кабинет я бы непременно вошёл. А то чё они.
— Что там тебе сегодня карты наобещали? — ровным голосом осведомился у детины.
— Бубновый интерес.
— А дальнюю дорогу — не?
С этими словами я саданул назад локтем. Охранник взвыл и разжал руки. Согнулся пополам. Сильно бить я не стал — просто оттолкнул парня подальше. Так, что он плюхнулся на задницу и прокатился на ней по паркету до дальней стены. При исполнении человек, так-то, не виноват ни в чём.
Я дёрнул на себя дверь кабинета. Хрен там. Закрыто. И, похоже, на крепкий засов.
Постучал и крикнул:
— Уважаемые! Уверен, что о посетителе вы уже знаете. У вас есть десять секунд на то, чтобы открыть дверь. На одиннадцатой я её выломаю. Раз. Два. Три…
После того, как я произнес «Десять», не изменилось ничего. Разве что охранник отковырял себя от пола. Поднялся на ноги и, наклонив башку, попёр на меня. А дверь не дрогнула. Я развёл руками.
— Ну, что поделать. Я предупреждал.
И вынес дверь Ударом.
Дверь, на ходу сложившись пополам, влетела внутрь помещения и упала. Я шагнул внутрь и остановился. Кажется, у меня задёргался глаз.
Глава 6
Кабинет был исполнен в лучших традициях жилища самого Урюпина. Такой же сдержанный блеск лакированного тёмного дерева повсюду. Шкафы с книгами по юриспруденции. Массивный стол — столешня с полтора кулака толщиной! — и свечи. На столе три штуки в подсвечниках, на стенах два канделябра. Окно было плотно закрыто шторой.
За столом сидели две дамы лет по двадцать пять каждая и бухали. Вот так вот просто и незатейливо, при помощи графина и двух рюмок. Они сидели рядом. Одна обнимала другую за плечи, другая плакала. Моё великолепное появление не произвело на них никакого впечатления — несмотря на то, что вынесенная дверь упала прямо перед столом. Возможно, долбанувшись в него.
— Эм… Братья? — спросил я на всякий случай.
Та дама, что, видимо, была потрезвее, сфокусировала на мне взгляд, несколько раз моргнула и, ничего не поняв, велела:
— Садись.
Я подошёл и сел в удобное кожаное кресло.
— Пей.
Передо мной очутилась третья рюмка, налитая доверху. Теперь я разглядел ещё и плоское блюдо с закуской. Закуска, к слову сказать, была немудрёная: чёрный хлеб, солёные огурцы и помидоры.
— Прошу простить, прошу великодушно простить! — ворвался в комнату задохлик в очках. — Мы пытались его задержать.
— У-у-уйди! — махнула рукой дама. — И дверь там за собой… запили.
Задохлик, обалдев от такого поворота, попытался поднять дверь. Не преуспел. Тогда его отпихнул тот детина, что получил от меня в печень, поднял дверь и удалился, увлекая товарища за собой. Переломленную пополам дверь аккуратно пристроил в проёме.
Я поднял рюмку. Дама тут же со сноровкой опытного бармена наполнила две другие. Вторая дама встрепенулась, подняла свою рюмку и шмыгнула носом.
— Не чокаясь, — вздохнула первая.
Выпив и закусив огурцом, я решил, что пора переходить к решительным мерам. Тем более что дама номер два после выпивки уронила голову на стол и неинтеллигентно захрапела.
— Заранее прошу меня простить, — сказал я. — Но так будет лучше для всех нас.
И скастовал знак Противоядие. Мысленно. Глядя неупавшей даме в глаза.
