усмехнулся наемник.
— Для тебя разговор без оскорблений — пустой треп? Ты что, со всеми людьми общаешься так же, как со мной?
— Нет, конечно. Но ты ж и не человек, сама говорила.
— А ты? — кажется, мой вопрос поставил его в тупик.
— Что ты имеешь ввиду? — осторожно протянул он.
— Да нос твой зажил больно быстро. А ведь били тебя ретиво, они это умеют. Но ты на следующий день со сломанными ребрами уже на лошади скакал.
— Ты же мне сама гадость какую-то пить велела.
— Не гадость, а отвар целебный. Только и он сломанные ребра за одну ночь не срастит.
— Сколько себя помню, всегда на мне все заживало, как на собаке, — отмахнулся наемник.
— И ты никогда не интересовался, почему так?
— Не у кого было интересоваться… Родителей я своих не знал. Рос там, где за лишние вопросы могли и в зубы дать.
— Тебя часто били? — я постаралась, чтобы голос звучал равнодушно, но не получилось, кажется.
— Ты меня жалеть вздумала, ведьма? — прищурился Вель.
— Отнюдь. Удивляюсь просто. Раз за лишние вопросы в зубы давали, то отчего улыбка у тебя такая…
— Какая? — взгляд его сделался лукавым.
— Белозубая, — вывернулась я.
Он отвел глаза, рассмеялся бархатно и покачал головой.
— Брось, Селена. Мы с тобой дело сделаем и разбежимся по разные стороны. Ты потом про меня и не вспомнишь.
— А ты про меня.
— Это вряд ли. Ты мне до конца жизни в кошмарах являться будешь.
— Ты же не боишься меня совсем, Вель. Все боятся, но не ты.
— А как же стражник твой?
— Вадим? Я дочь его спасла. Он благодарность ко мне испытывает, да и все. А ты ведь и по зубам от меня получал. Знаешь, что я могу с тобой сделать.
— В том то и дело, Селена, — вздохнул он. — Что не можешь, — и пришпорил коня, вырываясь вперед и скрываясь среди молодых дубов, которые почти вплотную подступали к реке. Я только сейчас заметила, что мы доехали до леса, а значит, пора искать место для привала.
Глава 7
Углубляться в лес мы не стали, почти сразу вышли на небольшую и удобную поляну. В дубраве уже царили сумерки, несмотря на то, что до заката оставалось около часа. Могучие деревья бодались кронами за каждую сажень, и даже облюбованная нами полянка тонула в их густой тени.
Мы больше не болтали, но молчание наше уже не было напряженным, как в первые дни похода. Просто каждый занялся своим делом: Вель отправился собирать валежник на костер, а я принялась плести защиту от духа, который вскоре должен был последний раз явиться мне и последний раз попытаться забрать мою жизнь.
На открытом воздухе сложнее будет, ведь стены, какие они ни будь, защищают, только прорехи в виде окон да дверей «запереть» требуется. В лесу же придется рассчитывать на наемника. Но сперва следует заручиться поддержкой лесного хозяина.
Я полезла в сумку в поисках левашей[7], которые мне еще в деревеньке сунула сердобольная жена мужика, в чьей житнице мы ночевали. Эта дородная женщина долго на меня смотрела, пока Вель о ночлеге договаривался, склоняла голову то на один бок, то на другой, а затем назвала меня ледащей и в руку небольшой сверток вложила. Наемник потом долго надо мной потешался, но леваши мне теперь пригодятся.
Покинув поляну, я углубилась в лес, ища нужное место, и довольно скоро таковое обнаружилось. Дерева самого давно уже не было, видать, упало, сраженное грозой, да и сгнило, поросло травами. А вот пень стоял, приземистый, в два моих обхвата, поросший мхами. Толстые корни вздымались над землей, а затем зарывались вглубь, и создавалось впечатление, что это десница самого хозяина перстами почву попирает.
Я приблизилась к пню, обошла по кругу, а затем поклонилась в пояс и положила в самый центр леваши. Села прямо в мох рядом и принялась заговор читать:
Хозяин, царь лесной,
Дух леса могучий, большой,
Я пришла с добром
в твой зеленый дом.
Не петь, не свистеть,
Птичьих гнезд не разорять,
Красну ягоду не брать.
Не сердись, привечай,
От беды защищай.
На ночь приюти,
из леса не гони,
А как сама прочь пойду,
то дорогу найду.
Не запутывай мне след,
лучше выведи на свет.
По кронам деревьев зашуршал ветер, где-то вскрикнула ночная птица, и снова все затихло.
— Что ж, хозяин. Буду считать, что ты мой дар принял, — пробормотала я, поднимаясь и отряхивая платье от налипшей палой листвы. Пора было возвращаться обратно.
В центре поляны уже было готово кострище. Вель постарался: вырыл углубление в земле, обложил дерном, выстроил срубом сухие ветки. Лошади были стреножены и паслись неподалеку на длинной привязи, а сам наемник опять ушел в лес, видимо, силки свои на зайцев расставлять. Я предлагала еще днем косых колдовством выманить, но он отмахнулся только, что так нечестно со зверьем поступать.
Я снова осмотрелась вокруг, подмечая подходящие стволы деревьев, чтобы руны защитные рисовать, а затем хватилась своей сумки. На старом месте, у большого дуба, ее не оказалось…
— Что-то потеряла, ведьма? — прозвучало внезапно, над самым ухом.
От неожиданности я шарахнулась в сторону, но споткнулась обо что-то, упала. Коленом угодила в узловатый корень, торчащий из-под земли, и тут же ногу обожгло болью. Впрочем, вставать самой мне не пришлось, меня подняли, вцепившись в волосы на затылке. А затем заломили до хруста руки и зажали рот грубой потной ладонью.
— Вяжи ее. И заткни хорошенько, — уже другой голос, чуть дальше за спиной. — Обыскать не забудь.
Незамедлительно последовал удар под колени, и я рухнула на мягкий мох. На меня навалились со спины, засовывая в рот какую-то грязную тряпку и связывая запястья за спиной. В поле зрения, наконец, попал один из нападавших: высокий мужик в потертом кафтане, а за кушаком торчит длинный нож. Вывела нелегкая на банду разбойников…
— Где друг твой, ведьма? — спросил он, присаживаясь передо мной на корточки и кивая на наших лошадей, пока его подельник закреплял мой кляп с помощью веревки.
— Как она тебе ответит, дубина? Я ж ей рот заткнул, — заржал тот, что вязал меня.
— И то верно, не подумал, — усмехнулся мужик. — Ничего, мы его здесь подождем тихонечко. Явится рано или поздно.
— Да на кой он нам сдался? — третий голос, молодой совсем. — Сумку мы забрали, серебра там немало. Оглушить ведьму, взять
