тяжелые, не то что эти голохвостые барбосы.
Сходила Петунья на ту улицу, поглазела на мейн-кунов и тоже заметила некоторые нюансы, которые отличали их от породистых кошек. Попутно познакомилась с их хозяйкой, миссис Фигг, сухонькой старушонкой, выяснила, что та недавно переехала откуда-то с севера.
Ушла Петунья с неприятным ощущением чего-то недоговоренного, бабка ей ни капельки не понравилась, лживая насквозь, говорит что-то, а сама глазками зырк-зырк по сторонам, как воришка какая… Петунья поклялась себе, что нипочем не пустит эту стремную старушенцию даже на порог.
После письма Северуса пришлось сменить первоначальные планы и сделать Гарри второй паспорт на имя Поттера, чтобы он пошел в школу уже по нему. К двум с половиной годам Гарри знал, что его фамилия для всех Поттер. Это его слегка запутало, мальчик начал задумываться о том, что здесь что-то не так. Он — Поттер и Эванс-Снейп. Брата зовут Дадли Дурсль. Мама на самом деле является тётей Петуньей. Папы у него нет. Но есть дядя Вернон и он же — папа Дадли.
В таком возрасте дети, впрочем, не умеют долго думать, их развивающийся мозг слишком забит впечатлениями, и мысли маленького человечка хаотично мечутся и скачут с одного на другое. Сейчас для Гарри был период самоотречения и открытий, которые он начал сознавать. Ведь раньше, в год-полтора, если он видел что-то новое, то не задумывался — что это, теперь же, видя тот же предмет, Гарри с восторгом узнавал, что он как-то называется.
Самоотречение заключалось в том, что Гарри осознал себя отдельной личностью, стал понимать, что имеет личное пространство, и что есть такое любопытное понятие — собственное «я». Главными понятиями сейчас для него стали «я сам» и «моё». Из-за чего участились драки с Дадли, у которого был тот же период. Мальчишки жадились буквально из-за всего, из-за каждой мелочи устраивали прямо-таки Ледовое побоище. Кроме того, охваченные внезапной жаждой знания, мальчишки целыми днями болтали без умолку, ошарашивая взрослых престранными вопросами, от которых Вернон с Петуньей впадали в ступор.
— Мама, люди говорят по-человечески, а как говорят овечки — по-овечески?
— Почему папа-утка называется селезень? Пусть будет утк!
— Папа, а почему мама говорит, что я ей мозг вынес? Я же его не трогал!..
— Мама, ну зачем ты мне в душу нагрустила? Теперь я весь день буду ходить грустным…
И так целый день, часами, от рассвета до заката, с перерывами на дневной сон, ведь не заткнешь говорушек. Делать этого ни в коем случае нельзя, ведь дети в этом возрасте всего лишь неосознанно тренируют речевую функцию.
Удивлялись маленькие первооткрыватели всему на свете: полету стрекозы над прудом, опрокинутому небу в отражении глади того же пруда…
— Ма-а-ам, смотри, небо наоборот! И оно такое синее-синее, ещё синее, чем настоящее…
Проходят мимо стройплощадки, видят башенный кран, как он медленно и плавно разворачивает свою несущую стрелу на головокружительной высоте…
— Ууу-у-ух ты… мам, ты посмотри, какой вы-ы-ысо-о-окий!
Увидели бульдога тётушки Мардж и поразились:
— Ой, а где у него хвостик? Собачке без хвостика нехорошо, поглядите, как он попой виляет!.. И у него поэтому такие кривые лапки, чтобы покрепче упираться в пол и вилять попой?
Капризы малышей тоже бывали неожиданными и порой сбивали с толку. Например, Гарри вдруг отказался кушать пудинг в гостях, оттолкнул руку с ложкой и захныкал. Его стали уговаривать попробовать вкусный и нежный пудинг, убеждать, что он не горячий и не холодный, а тепленький, в самый раз. Гарри отворачивался, уворачивался, отпихивался руками и наконец крикнул:
— Да не хочу я эту ложку! У неё ручка не такая!
Оказалось, Гарри смутила другая, незнакомая форма рукоятки чужой ложки. Пришлось искать для него ту, к которой он привык дома… В следующий раз в гостях учудил и Дадли, внезапно он испугался простой тарелки, увидел в ней что-то, оттолкнул от себя и отчаянно заревел. Посудину срочно убрали, начали успокаивать ребёнка, а тот сквозь рев повторяет:
— Колотая, колотая…
Понятно. Испугался трещины. В общем, растут мальчики, мир познают, характерами обрастают и личностями становятся. К трем годам Гарри и Дадли вполне осознанно держались вместе, став настоящими братьями, шалунами и проказниками. К этому времени мальчики уже умели самостоятельно одеваться и раздеваться, только с пуговичкам и шнурками их неловкие пальчики пока не справлялись. И Петунья помогала им застегнуться и завязаться. А однажды, когда они собирались на прогулку, на кухне зазвонил телефон. Отошла Петунья, разговаривает, а сама в прихожую поглядывает, за мальчиками присматривает. И видит.
Гарри стал застегивать пуговички на дадлиной курточке, а потом встал на табуреточку, и уже Дадли принялся завязывать шнурки на ботиночках Гарри. Петунья аж потекла от умиления — божечки мои, какие лапушки! — Дадли, высунув от усердия язычок, очень старательно завязал шнурочки — на пять или шесть узелков каждый, а Гарри перед этим застегнул пуговки не на те петельки. Как ни жаль детский труд, но пришлось поправить, перезастегнуть пуговицы и перешнуровать ботиночки. Зато и на прогулку вышли в хорошем настроении.
И на той прогулке, в городском скверике на детской площадке чуть не рухнул хрупкий мир всех троих. Какая-то расфуфыренная мадам вдруг подскочила к песочнице, выхватила из кучи малышни своего разодетого в пух и парчу прынца и со злобным шипением «безотцовщина!» уволокла прочь.
— Кто, что, откуда да почему? — посыпались взбудораженные вопросы от других озабоченных мамаш. И глазами ка-а-ак начали сверлить мать-одиночку и её светленькую дочку, та, затравленно огрызаясь, прижала к себе ребёнка и унеслась, а оставшиеся принялись молоть языками, перемывая ей косточки, мол, шалава бессовестная, нагуляла дите от работодателя. Петунья сидела на лавочке тихо, как неприметная морская губка, и как морскую воду впитывала сплетни, просеивая шлак и соль. Оказалось, не только она слушала, но и маленький Гарри. Дома, перед сном, он, грустно моргая, спросил:
— Мама, а я тоже безо-отцов-щина?
— Нет, ну что ты, Гарри? — испугалась Петунья, совершенно беспомощная перед таким вопросом. И жалобно возразила: — У тебя есть папа.
— А где он? — требовательно спросил Гарри.
Врать ребёнку Петунья не хотела, но и что отвечать на его вопрос, она не знала. К счастью, к ней на помощь пришел Вернон, он стоял на пороге, дожидаясь своей очереди пожелать мальчишкам спокойной ночи. Услышал вопрос племянника и видя растерянность жены, пробасил:
— И правда, где он? Пора бы ему вернуться с секретного задания.
— Твой папа на секретной службе Её Величества, вот он выполнит задание и придет к тебе! — сориентировалась Петунья.
Где мама, Гарри уже знал, ему давно объяснили, что мама Пэт
