лишь внимательно слушал. Или делал вид, что внимательно слушает. Многолетняя привычка как можно меньше говорить и как можно больше слушать в компании малознакомых людей была сейчас весьма кстати. Фёдор Иванович смаковал портвейн бокал за бокалом, а девушка к своему бокалу даже не притронулась. Она искренно и простодушно рассказывала ему про себя всё, даже то, что постороннему человеку знать совершенно ни к чему. Что она очень рано потеряла мать. И что воспитывал её отец. И как она его безумно любит. И что совсем скоро ему исполнится сорок четыре.
— А мне сейчас сорок пять — нашёл уместным вставить он. И сделал это осознанно. Хотел тем самым поставить вопрос ребром и положить это "ребро" как раз между их бокалами.
— Я знаю — с милой улыбкой ответила она. И увидев удивление на его лице добавила: — мне Никос сказал.
Потом она еще раз сказала, что она очень любит своего папу и ей, наверное, всю жизнь будут нравиться только мужчины, которые очень на него похожи. А отец так сильно любил маму, что больше не женился. Но вот именно сейчас вскоре у него будет свадьба.
— А я женат. Женат счастливо уже десять лет. — Опять же намеренно провел черту он.
— Я знаю. — улыбнулась она.
"Хм…" — только и подумал Фёдор. Именно подумал, потому что это была скорее мысль, чем простое междометие.
Была уже глубокая ночь когда он допил последний бокал вина. Бокал девушки так и остался полон. Не выливать же его!
— Ты не возражаешь, если я выпью твоё вино?
— Конечно! Я к нему не притрагивалась.
— Я знаю — усмехнулся он. — Ладно, пора баиньки. — Он встал и отправился в свою комнату. Усталость, запах моря и приятное покачивание лодки быстро усыпили его.
Среди ночи тихонечко скрипнула дверь каюты и вошла Арина. Спальное место было очень узким. Но она была такой худенькой, что легко уместилась на краешке и прижалась к нему.
Сквозь сон он не понял, что произошло и даже обнял её. Но постепенно его сознание вернулось к действительности, он догадался кто рядом и строго спросил:
— Ты зачем пришла?
— Мне страшно. Там кто-то ходит по палубе.
Он прислушался. Отчетливые шлёпаюшие звуки доносились со стороны носовой части палубы. Но он понял — это просто вода плюхает снизу по днищу катера.
— Глупышка — он успокоил её рассказав о причине "шагов" и добавил:
— Дуй к себе!
— Можно я немного побуду с тобой? Совсем немножко. Просто полежу.…
"Ничего себе!" — думал он — "Просто полежу! Я что тебе — Махатма Ганди, чтобы рядом со мной лежала юная красотка, прижавшись, а я спокойно дремал себе?"
Ему приходилось, обнимая, её держать за спину, чтобы она не упала. Он ловил себя на "подлой" мысли, что ему не всё равно, есть ли у неё под ночной рубашкой трусики или нет. Если бы знать, что точно есть, что это толстые тугие панталоны, насколько бы легче сейчас ему было! Но даже сама мысль, что он просто не уверен в этом, была невыносима. Он понял, что ещё минута и его рука помимо его воли начнет искать ответ на этот вопрос. И что надо немедленно самому встать и уйти.
Девушка почувствовала это и закричала шёпотом:
— Ты очень похож на моего отца! Очень! Мне ничего не надо от тебя. Нет, надо. Надо кое-что спросить.
В одной этой фразе она сказала слишком многое, что не оставило ему даже шансов сомневаться и он произнес, осторожно вставая:
— Я скоро вернусь — и выбрался по лесенке-трапу на палубу.
Снаружи было не холодно. Даже немного душновато. Хотелось спать. Вернуться? Внутренний голос коварно перечислял "ЗА". "Во-первых, — ты обещал. Во-вторых — ей двадцать, и она вполне себе совершеннолетняя. С этой стороны опасности нет. В-третьих — ты можешь помочь ей развенчать свой собственный миф, что лучший для неё мужчина это тот, кто очень похож на её отца. Она найдёт себе нормального мужика и это сделает её счастливой. И, наконец, ей действительно больше ничего не надо от тебя."
Но Фёдор Иванович стойко оппонировал внутреннему голосу: "А как ты посмотришь завтра в глаза Никосу? А ты что, про хитросделанное НАТО забыл? Вдруг это подстава? А что если после этого тебе с женой станет нравиться меньше? Что, невозможно? А вдруг? Ты своими руками хочешь вытащить главный камень из фундамента твоей семьи?" Последний аргумент был решающим.
Утром Арина вышла на палубу свежая, выспавшаяся, отдохнувшая. Он смотрел на неё опухшими от бессонной ночи глазами и любовался: как же она похожа на его Яну. Он подошёл к ней и стоя спиной к солнцу, попросил посмотреть на него. Она посмотрела и, ослеплённая прямыми лучами, невольно сощурилась. Морщинки лучиками легли возле глаз. Но они были другими! Слава богу! Ведь если бы они были точно такие как у его жены, то он прямо сейчас стал бы жадно целовать её. Но даже у очень похожих людей мимика индивидуальна. А мимические морщинки- это и есть проявление неповторимости личности. И если ты любишь в женщине не только её грудь, ноги, глаза, но всю целиком, даже более того, ты любишь в ней личность и индивидуальность прежде всего, то ты больше всего будешь любить и её морщинки, сколько бы их ни было.
Весь день они с девушкой провели вместе. И скучно им не было. Арина без умолку болтала. А на следующий день проснувшись с первыми лучами солнца, они вместе с Никосом везли её в порт на стареньком Фиате грека. Ближе к вечеру он уже в аэропорту встречал свою жену и, в ожидании выхода пассажиров, прохаживался вдоль ряда обменных пунктов валюты и павильончиков проката автомобилей. Яна вышла одной из первых — она летела без багажа. Он подошёл к жене и взял её за плечи будто не видел очень давно, всматриваясь в её лицо. Жена насторожилась, напряглась, словно ожидая неприятной новости от него. Она сосредоточенно-внимательно посмотрела на него слегка прищурив глаза. И он увидел свои любимые морщинки. Прижал её крепко и нежно поцеловал. Он думал в эту минуту о том, что ровно десять лет назад она не была для него так близка и дорога. А значит ли это, что ещё через десять лет он снова встретит её здесь и она снова станет для него ещё ближе и дороже? И отвечал себе: "конечно
