Ее суждения были смелыми, а принципы — ясными: «Что бы ни говорили об искусстве, оно обращено к чувствам, и тем хуже для тех, кто ставит технику выше воздействия на чувства. Техника только для того и нужна, чтобы их выражать. Разумеется, очень важно, какие чувства художник хочет выразить (…) В любом случае я предпочитаю убогую технику блестяще выраженной бездуховности»[83].
Но, несмотря на такое кредо, Маргариту заинтересовал футуризм. В манифесте этого движения его основатель Маринетти написал: «Мы хотим разрушить музеи, библиотеки, академии (…) Восхищаться старой картиной — все равно что восхищаться погребальной урной (…)» Маринетти воспевал экспрессию гоночных автомобилей и аэропланов, с которой, полагал он, не могут сравниться никакие неподвижные статуи. Маринетти придумал вечера чтения, где со сцены звучали исключительно футуристические произведения, которые шокировали почтеннейшую публику.
Первый такой вечер состоялся в Венеции, в знакомом Маргарите с детства театре «Ла Фенис». Перед началом Маринетти с городской башни разбрасывал листовки с вызывающим заголовком «Против старой Венеции». Второй вечер прошел в Милане. «Война, — проповедовал Маринетти, — единственный способ очищения мира». Он откровенно презирал суфражисток, считал, что мужчина должен править, а женщина — подчиняться. Но не за это Маргарита почитала Маринетти, а за то, что он был вождем футуризма, который она считала «свежим ветром молодости мира».
Маринетти выходил из своей штаб-квартиры в кафе «Савини» элегантно одетый, надушенный, с тростью и перчатками в руке, а через час-два возвращался после потасовок в грязной, разорванной в клочья одежде. Неимущие последователи Маринетти возмущались тем, что им приходится рвать в прямом смысле слова последний пиджак, чтобы не отставать от Маринетти, а тот просто заказывает у своего портного новый костюм.
Маргарита особенно сблизилась с Маринетти после судебного процесса над ним. Маринетти, как и Нотари, обвинили в аморальности после публикации романа «Мафарка-футурист». У героя романа — африканского короля Мафарки — был двухметровый член, и Мафарка мог рожать детей.
Италия бурлила, как кипящий горшок. На скамье подсудимых оказались не только футуристы, но и свобода творчества. У Маринетти было три адвоката, включая Чезаре. Маргарита присутствовала на каждом судебном заседании. Речь Маринетти вызвала овацию битком набитого зала суда. Не меньший восторг вызвало выступление Чезаре Царфатти. Не без подсказок Маргариты его речь пестрела ссылками на шедевры живописи и скульптуры.
— Если Маринетти, — заявил Чезаре, — обвинят в порнографии, суду придется вместе с ним признать виновными и Микеланджело[84] за «Давида», и Канову[85] — за «Венеру».
Не преминул Чезаре напомнить и о судах над Флобером[86] и Бодлером[87].
— Маринетти находится на скамье подсудимых, — заключил Чезаре, — потому что понял главное: литератор не должен замыкаться в башне из слоновой кости, он должен держать руку на пульсе современной жизни. И хотя это не имеет отношения к разбираемому делу, хочу сказать, что я чувствую себя футуристом уже только потому, что футуристы хотят разрушить культ прошлого, который разрушает будущее живописи, литературы, науки и политики — иными словами, всей духовной деятельности человека.
Посовещавшись не более часа, судьи признали Маринетти невиновным. Маргарита целовала мужа, и оба обнимали ликующего Маринетти, которого толпа вынесла из зала суда на руках под крики: «Вива Маринетти! Вива футуризмо!»
* * *
Салон Маргариты стал одним из самых известных в Милане. В нем бывали и вечно голодные футуристы, хотя им претило, что Маргарита не просто пишет о новом течении, а непременно хочет влиять на него. Бывали там и очень известные художники, скульпторы, писатели, поэты, архитекторы.
Маргарита принимала по средам после полудня. За большим столом в гостиной всегда председательствовала она. Поигрывая дорогим мундштуком, хозяйка внимательно слушала высказывания гостей, задавала вопросы. После оживленной беседы подавали кукурузную кашу с фасолью, которая, считала Маргарита, делает их социализм подлинно народным, пренебрегая в эти минуты своим правилом не опускаться до простонародных манер.
Маргарита сдружилась с поэтессой Адой Негри[88] — маленькой, миловидной женщиной из рабочей семьи, на десять лет старше Маргариты. Маргариту необычайно влекло к Аде. Она виделась с ней чуть ли не каждый день, восхищалась ее поэтическим даром, посвящала ей стихи, ревновала к знакомым. Их отношениям суждено было длиться чуть ли не три десятка лет, в течение которых у них было немало ссор, взаимных обид, размолвок и перемирий, как в семейной жизни. Несмотря на полное несходство характеров, обе женщины проводили вместе долгие часы в сокровенных беседах. Впрочем, несходство характеров возмещалось сходством их интересов: обе были социалистками, обе добивались своей цели: Ада — всеобщего признания, Маргарита — власти. Не мешало их дружбе и то обстоятельство, что после развода Ада осталась без гроша, а у Маргариты было много денег. Только с Адой Маргарита была сама собой, только с ней могла говорить о самых интимных вещах, о которых не знал даже Чезаре. Так, Маргарита призналась Аде, что вышла замуж вовсе не по любви. Конечно, она очень уважает Чезаре. Он не претендует на главенствующую роль в семье, он — отец ее детей, «из него отец, — смеялась Маргарита, — лучше, чем из меня мать», он терпеливо переносит ее увлечение современной живописью, хотя считает, что деньги надо вкладывать во что-нибудь более надежное, например, в недвижимость. Внешне они очень подходящая пара. У Чезаре очень импозантный вид. С ним интересно обсуждать пусть не живопись, так политику. Он делает ей дорогие подарки и выполняет все ее желания. За столом премило шутит, идет вместе с ней пожелать детям приятных снов — словом, со стороны кажется, что они счастливы. Но Чезаре — педант, любит налаженный порядок вещей и терпеть не может, когда его нарушают. К тому же в последнее время она ловит себя на мысли, что ее больше не влечет к нему. Да и четырнадцать лет разницы в возрасте начинают сказываться. Так и получилось, что за первым любовником у нее появился второй — тоже художник. Она ведь выше условностей буржуазного общества и проповедует свободную любовь.
* * *
Как только на рассмотрение парламента был вынесен ряд новых законов о гражданском браке и разводе, Маргарита выступила в прессе против того, чтобы парламент, состоящий из одних мужчин, обсуждал вопросы, связанные с положением женщин, даже не выслушав мнения последних. Она требовала положить конец представлению о том, что женщина нуждается в защите. Правительство, настаивала она, может вмешиваться в семейные отношения только для защиты детей. В том числе и внебрачных. Мужчина должен нести ответственность за последствия своих связей. В пространной статье «Размышления матери о половом воспитании детей»
