куском. Пулей, которую проще оставить в теле, нежели вытаскивать.
Луиза рассказывала об этом, а Гадес говорил, как воспринимает свои силы. Это были долгие беседы, в том числе и здесь, на берегу Стикса, где царила умиротворяющая тишина.
Гадес знал смерть. Она составляла его кости и плоть, свивалась тьмой и обволакивала густыми тенями. Он знал, что даже когда не хотел этого, в глубине его тёмных глаз отражались глазницы черепов, а в голосе слышался перестук костей.
Его божественной сущностью была скользящая, неизбежная смерть.
Если у Анубиса мертвецы сливались в крылья, то Гадес ощущал их как плащ, обволакивающий, уходящий в земные недра. Луиза кивала. Она понимала, о чём он говорит. Она добавляла о колокольчиках на шее лошадей, что тянут телеги с чумными трупами. О запахе ванили и удушливых лилий.
Но теперь она говорила и о пустоте.
О чёрной дыре внутри неё самой, которая поглощала жизненную энергию, иссушала, хотя не уничтожала. Поглощала.
– Я знаю, что могу заполнить её… на некоторое время. И снова стать живой. Цельной.
Пока Сет слушал рассказ Гадеса, он успел достать припрятанную бутылку с алкоголем: она лежала в шкафчике внизу, за распечатанной упаковкой муки. В голову давала крепко, так что оба ограничились одной стопкой.
– И что теперь? – сумрачно спросил Сет. – Она будет вампирить Инпу?
– Не знаю. Наверняка сможет так и с другими богами. Может, и с людьми.
– Она знала, когда остановиться?
– Остановилась же.
Даже Гадес понимал, что это звучит как «нет». По правде говоря, он действительно не знал. И вспоминая глаза Луизы, когда она говорила о пустоте, понимал: точно «нет».
Она пытается заполнить дыру внутри себя, но невозможно восстановить тот кусок души, который рассыпался в прах. Только временами вспоминать, как это.
И она попыталась это сделать.
Гадес хотел бы ей помочь, но понятия не имел, как это сделать. Её вернула сила египетского пантеона, но даже сам Анубис не до конца понимал, как так вышло и что с этим делать. Снова Гадес ощущал себя так, будто бросает Луизу, но правда не мог ей помочь.
Он поспал пару часов у одного из парней группы, а потом они поехали на репетицию.
Никогда ещё «Стикс течёт вспять» не играли так плохо. Гадес путал слова, забывал, когда ему надо вступать, и сам понимал, что его голос звучит отвратительно.
В завершение паршивого дня – давно запланированный визит Локи. Который либо сможет подсказать что-то, либо просто так мнёт своей скандинавской задницей его асфоделевые поля.
Последнее Гадес, кажется, произнёс вслух, потому что Харон глянул с удивлением:
– Ты чего? Не с той ноги встал?
– Почти не спал.
– А, ну это многое объясняет. Хотя обычно твой друг Сет так выражается. И рычит на всех, если его будят пораньше.
Наконец-то Локи поднялся на ноги, отряхивая с джинсов налипшие травинки. Неторопливо раскатал рукава светлой рубашки и повернулся. Он шагал к Гадесу и Харону неторопливо, но выражение его лица… привычное самодовольство сменила задумчивость.
– Так, – сказал он, подойдя.
Это не сулило ничего хорошего.
– Так, – повторил Локи и вперил взгляд в Гадеса. – Напомни, ты позвал меня, чтобы я посмотрел на Подземный мир. Что здесь не так.
– Да.
– Потому что он тихонько разрушается. С тех пор как Кронос вырвался из Тартара. И после того как он оказался уничтожен, ничего не изменилось, Подземный мир погибает. Так?
– Да.
– Гадес, вот расскажи мне, а что могло быть так? – вздохнул Локи.
Гадес посмотрел тяжело и долго, не пытаясь скрыть свою мрачную, придавливающую силу. Локи, кажется, даже внимания не обратил, его собственная мощь оставалась скрытой.
– Не выпендривайся, – дружелюбно посоветовал Харон. – Гадес не в настроении, а ты на его территории.
Локи фыркнул, но язвить перестал.
– Подземный мир разрушается, – серьёзно сказал он. – Но я чувствую тут другие силы. Обманные, скрытые. Кронос ни при чём.
Несколько долгих мгновений Гадес пытался осмыслить сказанное. Нахмурился:
– В смысле?
– В прямом. Говоришь, началось, когда Кронос вырвался? Может, кто-то под шумок и начал разрушать. Или воспользовался его силой. Что в Дуате?
Гадес неопределённо пожал плечами. Вспомнил сбоящую дверь и как мертвецы порой пытаются утянуть Анубиса и прорваться сквозь него.
Локи махнул рукой:
– Ладно, можешь не отвечать. Вы, боги смерти, до ужаса скрытные, особенно когда дело касается ваших царств. Может, и правы. Но я бы на вашем месте пообщался друг с другом. И предположил, что если это Геката, она может иметь виды на мощь ваших мертвецов. Раз не получилось когда-то убить вас и забрать, можно действовать иначе. Подтачивать.
Кончиками пальцев Эбби изучала тело Амона. Он стоял перед ней в одних джинсах, а она очерчивала рёбра, касалась ладонью его живота.
Это не обжигало. Это было приятно.
Кожа Амона едва ли не светилась, в разгар дня он легко ощущал тягучую солнечную силу. Может, именно из-за неё никаких ожогов. Может, сегодня они наконец-то смогут двинуться дальше.
Амон притянул Эбби, коснулся губами её шеи, ладонями скользнул под свитер. Она потянулась ему навстречу, выгнулась, и он начал медленно тянуть свитер вверх.
– Амон?
Дверь комнаты распахнулась, и он едва не подпрыгнул от неожиданности.
– Ой, извини, – Персефона опустила глаза и густо покраснела.
– А стучаться не учили? – проворчал Амон.
– Да я проверила, здесь ли ты… запирать надо! Извини.
– Что такое?
– Мы с Нефтидой подумали, что всем не помешает небольшая вечеринка, как в старые добрые времена. Ты нам поможешь? Вы…
– Можно я хоть оденусь?
Персефона окончательно смутилась и исчезла за дверью. Амон хотел продолжить, остальное может и подождать, но Эбби сама вывернулась из его объятий:
– О, вечеринка! Никогда их не видела. Пошли скорее.
– Пошли, – проворчал Амон в спину Эбби.
И начал искать собственный свитер, ощущая себя самым несчастным солнечным богом на земле.
6
Воин, муж, друг, отец – Сет не придавал значения ярлыкам.
Пустыня, буря, ярость, песок – его силы, но это всего лишь попытки дать названия тому, что можно лишь ощутить.
Бизнесмен, владелец клуба, житель Лондона – простые обозначения в этом мире, в нынешнем «здесь и сейчас».
Нефтида говорила, слова имеют силу. Слова – это часть ритуала. Она охотно проводила обряды: сжигала ароматные веточки, расставляла камушки на расписных платках, раскладывала цветные кусочки картона и управляла силами, которые Сет понимал смутно. Он предпочитал стоять у дверей, скрестив руки на груди.
У выхода – если бы кому-то вздумалось напасть, он бы его перехватил.
Муж – пожалуй, одно
