киллера, которая предназначалась для меня...
Много месяцев прошло, а тот вечер до сих пор ясно стоял перед глазами. Снайпер поджидал меня возле бизнес-центра, где должна была случиться деловая встреча с будущими партнерами. Мила выходила из машины следом за мной, но в последний момент я отошел в сторону, и над ухом раздался свист.
Охрана всполошилась слишком поздно. На зеленом платье жены в области груди расползалось багровое пятно. Она умерла прямо на моих руках раньше, чем успела приехать скорая. Вместе с ней умер и мой ребенок…
Протянув руку, я стер с плиты снежный налет, чтобы посмотреть в глаза Миланы. Приходя на могилу, я никогда не разговаривал с ней. Сохранял немой траур, раздавленный чувством вины, горя и неутолимой ярости. Слова звучали только в голове:
«Прости меня…»
Что не я. Что от рук моих врагов. Что не уберег.
Все, что осталось у меня от сына, это черно-белое фото УЗИ и воспоминания. Детскую комнату, которую мы приготовили для него, я уничтожил. Приказал выпотрошить ее, выбросить любые напоминания об умершей надежде. Слишком больно. Я не тянул. Никто не знал, сколько раз я закрывался в детской, хорошенько залившись виски и сминая в руках фото маленького лица. Сколько собирал кулаком пьяные слезы, которые падали на бумагу.
К тридцати у меня было все. Деньги, власть, женщины, связи, достигнутые цели. Но в какой-то момент, пресыщенный всем этим, я понял, что хочу иметь иное. Гораздо более важное в жизни. То, что ценнее любых денег, то, что останется после меня. Наследника.
Вот только когда Милана – дочь важного партнера и по совместительству моя постоянная любовница, объявила о своей беременности, ликовать я не спешил. Прекрасно знал, что дети в ее планы на жизнь не входили. Между тем Миле было известно, что я давно помешан на этой мысли.
Неизбежно возникли подозрения. Однако УЗИ, на котором я лично присутствовал, подтвердилось, что она и правда беременна. Сомнений в том, что это мой ребенок не было – Милана всегда понимала, с кем спала и чем подобный обман может обернуться. Даже отец не смог бы ей помочь.
В общем, с того момента я кардинально пересмотрел свое отношение к любовнице. Не желая, чтобы ребенок появился вне брака, вскоре сделал ей предложение и не поскупился на роскошную свадьбу. В Миле я так же отметил перемены. Она стала мягче, менее эгоистичной, ответственной, а главное искренне ждала появление нашего сына. Я не могу сказать, что носил ее на руках, но баловал без меры, исполняя капризы и окружая постоянным вниманием. Я считал ее достойным олицетворением матери моего ребенка. Все шло по плану, казалось идеальным и, чем больше становился живот жены, тем больше усиливалось это чувство.
Присев на корточки, я взял горсть снега и потер его в руках. Ничто и никогда не восполнит мне эту утрату. Даже если дочь Майского родит семерых – один за одним! Я никогда не забуду того, что он сделал. Киллер был нанят по приказу этой твари, после того как он проиграл мне тендер на пользование участка с полезными ископаемыми. Сразу после Майский залег на дно, что исключало последние сомнения в его причастности. Значит, заплатить должен именно он.
Я найду тебя, сука.
Когда-нибудь обязательно найду!
Выпрямившись, я шагнул к плите и тронул губами холодный мрамор.
– Спи спокойно…
В этот же момент сзади послышались шаги, утопавшие в свежем снегу. Я хмуро обернулся, но узнав того, кто нарушил мое уединение, тут же опустил глаза.
– Я знал, что мы здесь встретимся! – располагающим тоном заметил отец Миланы, приближаясь к могиле.
Аккуратно уложив большой букет красных роз, он прикоснулся лбом к изображению дочери и что-то прошептал. Отступив, оправил воротник черного пальто и сцепил спереди руки, одетые в кожаные перчатки.
– Красавица моя. Вот и год прошел…
Его исполосованное морщинами лицо, кажется, стало еще старее. Белые волосы почти не отличались по цвету от снега, а холодно-серые глаза – от пасмурного неба.
– Она тебе снится? – спросил Герман Игоревич, спустя долгое густое молчание, изогнув светлую бровь.
Его глаза покраснели, но в низ не было слез. И говорил он ровным голосом.
Я отрицательно качнул головой. Единственное, что мне снилось почти каждую ночь, как я, испепеленный гневом, ищу снайпера на крышах домов и пытаюсь добраться до Майского.
– Мне снилась сегодня, – сообщил отец Миланы, дернув уголком тонких губ. – Как будто ей снова пять лет, и мы играем в прятки недалеко от конюшни. Она была очень привязана к своему жеребцу… Спирит так же не справился с тоской и пережил ее всего на пару месяцев.
Его горькая улыбка превратилась в оскал.
– Ты обещал, что найдешь его, Влас, – железным тоном напомнил он.
– И я сдержу слово, – уверил я без промедления.
Он испытующе посмотрел на меня и напряженно проговорил:
– Приведи его ко мне. Приведи, прежде чем прикончишь! Я хочу увидеть глаза этой мрази.
Медленно втянув носом морозный воздух, я коротко кивнул.
– Я никогда не забывал, что это наша общая потеря, Герман Игоревич.
– Надеюсь, что так, – скупо отозвался отец Миланы, переводя взгляд на могилу. – А то знаешь ли… В последнее время мне начало казаться, что ты избегаешь меня.
Сведя брови, я так же скупо опроверг его подозрения:
– Вам показалось. Для этого нет причин.
– Может быть. Однако ты решил не осведомлять меня о том, что у тебя находится его дочь!
По венам кипятком разлилась тревога, однако я спокойно встретился с холодными глазами Германа.
– Боюсь, вы бы не справились с этим искушением, Герман Игоревич, – низким тоном заметил я.
Он хмыкнул.
– Полагаю, ты – справился, – тут же уточнил или скорее констатировал, плохо скрывая кровожадный налет в голосе. – Ведь она до сих пор жива!
Замершая атмосфера кладбища начала ощутимо накаляться. Внутри рычало недовольство, которое в любую