мешок три железных хлеба и пошел искать жену свою, Василису Премудрую.
К чести Ивана – не слился, молодец. Сделал выводы и встал на путь взросления. Вот теперь у царевича фокус внимания – на жену и потерянное семейное счастье. Предстояло ему три пары железных сапог истоптать – указание на период в три года. Три железных хлеба изгрызть – освоение учений и наук разных. И только на третьем году обучения и стараний – тогда, когда были подтверждены мотив и сила намерения – он был готов встретить старца и Бабу Ягу.
Долго ли шел, коротко ли, близко ли, далеко ли – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – две пары железных сапог износил, два железных хлеба изгрыз, за третий принялся. И повстречался ему тогда старый старик.
– Здравствуй, дедушка! – говорит Иван-царевич.
– Здравствуй, добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
Рассказал Иван-царевич старику свое горе.
– Эх, Иван-царевич, – говорит старик, – зачем же ты лягушечью кожу спалил? Не ты ее надел, не тебе ее и снимать было!
Василиса Премудрая хитрей-мудрей отца своего, Кощея Бессмертного, уродилась, он за то разгневался на нее и приказал ей три года квакушею быть. Ну, да делать нечего, словами беды не поправишь. Вот тебе клубочек: куда он покатится, туда и ты иди.
Иван-царевич поблагодарил старика и пошел за клубочком.
Старец в лесу – архетип мудрости предков в глубинах подсознания.
– Зачем ты лягушачью кожу спалил? Не ты ее надел, не тебе ее и снимать было! – говорит старец.
Услышал бы такое Иван пару лет назад – взвился бы:
– В смысле?! Она жена мне и должна… (далее – по списку).
А сейчас, после пройденного пути, слышит по-настоящему и принимает. За что и получает клубочек заговоренный, который и ведет его в еще более глубокие уровни его же собственного мира.
А тут ему встреча с Бабой Ягой предстоит – соприкосновение с сакральной мудростью, знакомство с собственным потенциалом и ресурсами. И, наконец, глубокое понимание мира своей женщины через познание собственного.
А, может, в современных реалиях Баба Яга – это психолог? Ведь мужчины значительно реже пользуются их услугами. И подчас, чтобы дойти до психотерапии им нужно «три пары железных сапог износить», а попутно «старца встретить».
Долго ли, коротко ли – прикатился клубочек в лес, к избушке. Стоит та избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
Говорит Иван-царевич:
– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Избушка по его слову повернулась к лесу задом, а к нему передом. Вошел Иван-царевич в избушку и видит: лежит на печи баба-яга – костяная нога. Увидела она царевича и говорит:
– Зачем ко мне пожаловал, добрый молодец? Волей или неволей?
– Ах, баба-яга – костяная нога, ты бы меня накормила прежде, напоила да в бане выпарила, тогда бы и выспрашивала!
– И то правда! – отвечает баба-яга.
Накормила она Ивана-царевича, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что он ищет жену свою, Василису Премудрую.
– Знаю, знаю! – говорит баба-яга. – Она теперь у злодея Кощея Бессмертного. Трудно будет ее достать, нелегко с Кощеем сладить: его ни стрелой, ни пулей не убьешь. Потому он никого и не боится.
– Да есть ли где его смерть?
– Его смерть – на конце иглы, та игла – в яйце, то яйцо – в утке, та утка – в зайце, тот заяц – в кованом ларце, а тот ларец – на вершине старого дуба. А дуб тот в дремучем лесу растет.
Рассказала баба-яга Ивану-царевичу, как к тому дубу пробраться. Поблагодарил ее царевич и пошел.
Полученную мудрость царевичу важно усвоить, встроить через опыт в свою картину мира. У Ивана новый виток испытаний, но уже в осознанном состоянии. Он измучен голодом физическим и физиологическим, а вокруг соблазны. Соблазняют жаждой быстрой добычи медведь и заяц (сила и скорость), соблазняют селезень и щука (свобода и энергия).
«Дай убью медведя! – думает Иван-царевич. – Ведь у меня никакой еды больше нет».
Прицелился он, а медведь вдруг и говорит ему человеческим голосом:
– Не убивай меня, Иван-царевич! Когда-нибудь я пригожусь тебе.
Не тронул Иван-царевич медведя, пожалел, пошел дальше.
Идет он чистым полем, глядь – а над ним летит большой селезень.
Иван-царевич натянул лук, хотел было пустить в селезня острую стрелу, а селезень и говорит ему по-человечески:
– Не убивай меня, Иван-царевич! Будет время – я тебе пригожусь.
Пожалел Иван-царевич селезня – не тронул его, пошел дальше голодный.
Вдруг бежит навстречу ему косой заяц.
«Убью этого зайца! – думает царевич. – Очень уж есть хочется…»
Натянул свой тугой лук, стал целиться, а заяц говорит ему человеческим голосом:
– Не губи меня, Иван-царевич! Будет время – я тебе пригожусь.
И его пожалел царевич, пошел дальше.
Вышел он к синему морю и видит: на берегу, на желтом песке, лежит щука-рыба. Говорит Иван-царевич:
– Ну, сейчас эту щуку съем! Мочи моей больше нет – так есть хочется!
– Ах, Иван-царевич, – молвила щука, – сжалься надо мной, не ешь меня, брось лучше в синее море!
Сжалился Иван-царевич над щукой, бросил ее в море, а сам пошел берегом за своим клубочком.
Устоял царевич и попутно присвоил себе все ресурсы. Не в материальном воплощении, а как внутренние: самоценность, высокую самооценку, силу духа, волю, целеустремленность – целостность личности. Путь трансформации делает Ивана иным – самодостаточным.
«Эх, – думает, – где-то медведь? Он бы мне помог!»
Только подумал, а медведь тут как тут: прибежал и выворотил дуб с корнями. Ларец упал с вершины и разбился на мелкие кусочки.
Выскочил из ларца заяц и пустился наутек.
«Где-то мой заяц? – думает царевич. – Он этого зайца непременно догнал бы…»
Не успел подумать, а заяц тут как тут: догнал другого зайца, ухватил и разорвал пополам. Вылетела из того зайца утка и поднялась высоко-высоко в небо.
«Где-то мой селезень?» – думает царевич.
А уж селезень за уткой летит – прямо в голову клюет. Выронила утка яйцо, и упало то яйцо в синее море…
Загоревал Иван-царевич, стоит на берегу и говорит:
– Где-то моя щука? Она достала бы мне яйцо со дна морского!
Вдруг подплывает к берегу щука-рыба и держит в зубах яйцо.
