рассказав весь их план, как поиметь меня и мои суда.
— Ты меня не напугаешь. Рано или поздно все равно бы узнал, — с усмешкой плюхнулся в кресло.
Глава 17
Терять ему было нечего, от этого и отсутствовал страх. Но Амир всегда трусился за свою шкуру. Навряд ли он задумывался о том, что его брат может пустить ему пулю в лоб, в то время как я думал об этом всерьез.
— Я здесь не для того, чтобы тебя напугать, а разъяснить.
Посадив Илину на диван, встал напротив Амира.
— Брат! Если ты мне брат, то не пошел бы к шакалу с просьбой поиметь меня, — сам не узнал свой голос.
— А что я должен был сделать? Умолять тебя? — вскочил с кресла, повышая тон. — Да ты земли под ногами не чувствуешь. Все перед тобой голову склонили, я лишь хочу равноправия.
— У тебя было равноправие.
— Нет. Мать все свободное время уделяла тебе! А отец брал на важные встречи.
— Она уделяла мне свободное время, потому что основное занимал ты.
Всегда наши ссоры заканчиваются воспоминанием о детстве. Амир постоянно болел, и мама не отходила от него. Стоило ей посмотреть в мою сторону, как он начинал жаловаться на свои болячки или придумывал новые. Отец таскал меня по совещаниям, вбивая в детскую голову взрослые задачи. Кажется, я пригласил слишком много зрителей для этого представления.
— На ее похоронах ты даже не заплакал! — Амир заходил слишком далеко.
— Заткнись! — достал пистолет, направляя на брата.
— Тяжело воспринимать правду? — продолжал рыть яму.
— Ты не знаешь правды, не знаешь, что я чувствовал в то время. Тебе две нянечки слюни подтирали. Она умерла у меня на руках! У меня! — срывал голос до хрипоты.
— Давай, убей меня! — похлопал по груди. — Я тоже умру на твоих руках, а ты себя потом пожалеешь, — снял ствол с предохранителя.
— Не надо, Кирьян! Он твой брат, не делай этого.
Мою уверенность сломил нежный голос. Он мягким лепестком коснулся моей души и упал на ее черном дне, пуская слабину по телу. Что ты творишь со мной?
Чувствовал, как стоит за спиной, слышал, как дрожит ее голос. Она боялась видеть смерть так близко, а я заставлял. Готов был проститься с последним членом семьи, в то время как она ее давно лишилась. Было проще, если б она подлила керосину, как умела это делать.
Опустив пистолет, услышал облегченный выдох Амира. Она спасла тебе жизнь, глупая тварь. В шаг лупанул локтем ему в бороду, выключая его сознание. Он тушей упал на кресло.
Развернувшись, поймал трусливый взгляд Агапа. На эту свинью тоже были планы, но сегодняшний день мне осточертел! Хотелось вернуться домой и, уткнувшись носом в волосы Илины, провалиться в сон.
Сжав крепче холодную сталь пистолета, прострелил ногу брехливому псу.
Забрал свою малышку и отправился домой.
* * *
Утром проснулся один. Ее сторона была холодной. И чего ей не спится? Возможно, сбежала к себе, чтобы побыть одной. После вчерашнего не удивительно — ее реакция была довольно спокойной, но я понимал, что это только снаружи. Внутри у нее происходил хаос.
После душа спустился на кухню, где обнаружил свою пропажу. Уткнувшись, она что-то рисовала. Подойдя ближе, рассмотрел обнаженную девушку, нарисованную графитом. Ее руки и ноги были связаны терновыми ветвями.
— Не знал, что ты рисуешь, — присел на соседний стул. — Да еще и так красиво.
Она долго не отвечала, только когда закончила штриховать тени.
— Знаешь историю про розу и вьюгу?
Я отрицательно покачал головой.
— Слушай:
Мне приснилась роза на ветру,
Шаткая, с шипами по стволу.
Хмурилась погода, торопясь,
Острыми снежинками кружась.
Роза молит вьюгу:
«Пощади, дай мне радость людям принести».
Ей сказала вьюга:
«Замету, чтобы не досталась никому».
Она рассказывала, находясь не здесь. Только присутствовало тело, а разум находился за пределами нашего пространства.
— У этой истории два смысла, — начала пояснять она. — Вьюга убила розу, потому что она сильная и не замечает ничего под собой. Ей не важна любовь, и она не знает жалости. Или наоборот — вьюга знала, насколько жестокими бывают люди, поэтому замела розу, сохраняя ее для себя.
Пронзила золотым свечением глаз.
— Какой у нас с тобой смысл, Кирьян?
Я поражался тому, сколько мыслей она держала в голове. Удивлялся, сколько в ней скрыто талантов и доброты ее сердца. Сколько раз она переносила боль через себя — трудно представить.
— Не обязательно во всем искать смысл.
— А как жить?
— Нужно уметь выживать. И тогда смысл у истории иной.
— Либо выживешь, либо нет.
Глава 18
Грузно покачал головой, подтверждая ее догадку.
— Я редко рисую, — посмотрела на свое творение. — Когда нужно собрать мысли в голове. На этот раз не помогло, — скомкав рисунок, поднялась и удалилась.
Развернув клочок бумаги, я задумался над ее словами. Какой смысл держать ее возле себя? Она не ждет от меня брюликов, потакая моим прихотям. Найти девушку, которая станет это делать с удовольствием, не составит труда. Она же это делает, сцепив зубы. Не строит иллюзий о счастливой семье со мной. В отличие от любой другой, знающей мое положение. Смысл только в том, что со мной она будет целее. Возможно, придется заставить ее мне поверить, но доверие придет позже. Забрав рисунок, направился в кабинет.
Ошибочно подумал, что если сегодня возьму работу на дом, справлюсь быстрее. В итоге просидел в кабинете до вечера. Видел, как она общается с прислугой, после обеда что-то рассказывала повару. Когда она попросилась выйти на улицу, от неожиданности я переспросил ее вопрос. Из окна наблюдал, как она рассматривает каждый куст, нюхает цветы и отгоняет пчел.
Вечером зашел в ее комнату. Стоило бы ее переселись ко мне, но пока не хотелось отнимать у нее последнюю каплю свободы. Она расчесывала влажные волосы, не обращая на меня внимания.
— Расскажи о своих родителях.
— Свататься не с кем, ты забыл — я выросла в детском доме.
— Ты снова язвишь.
Любая другая на ее месте в этот момент закатила бы глаза, но только не Илина. Без грамма груза она продолжила:
— Когда мне было пять, родители погибли в автокатастрофе. Подходящих родственников не нашлось, и я попала туда, куда попала.
Конечно, я мог собрать все сведения о ней сам, но мне хотелось, чтобы свою судьбу она рассказала лично, не сдерживая эмоций. Только ее лицо не отображало абсолютно ничего. Она рассказывала это как должное, как ушедшее давно минувших