Со страницы на него смотрел Эван Маркхэм – мрачные глаза, слегка надутые, как у поэта, полные губы. Должно быть, Натали рисовала его по памяти, и она, очевидно, помнила Эвана очень хорошо, потому что сходство было абсолютным.
Какая жалость, подумал Дэн, не вникая, имел ли он в виду ее нереализованные способности к рисованию или же неудачный выбор партнеров.
Раздавшийся из соседней комнаты звук испугал его. Он торопливо закрыл альбом и положил его обратно на кофейный столик, затем легкой походкой вошел в спальню.
– Помочь?
– Нет. Я почти закончила.
Натали стояла перед театральным гримировальным столиком, зеркало которого окружали сияющие лампочки без абажуров. На столике расположились шесть одинаковых голов манекенов, по три с каждой стороны от зеркала. Все, кроме одной, были лысыми; словно нелепая шутка, татуированные точки узлов пятнали их гладкие белые черепа, и на пустых глазах были нарисованы фиолетовые радужки. Натали сняла светлый парик с последней головы и спрятала его внутри одной из шести предназначенных для этого коробок, которые заполняли лежавший на кровати открытый чемодан. Затем она снова повернулась к гримировальному столику.
– Что-нибудь забыла? – спросил Дэн.
Ее взгляд остановился на ожерелье, свисающем с одного из патронов освещавших зеркало лампочек, и на мгновение показалось, что заледеневшее выражение ее лица вот-вот обрушится лавиной слез. Линдстром подняла цепочку, чтобы рассмотреть висящий на ней кулон. В его серебряном кольце извивалась пара змей, соединившихся в горизонтальную восьмерку.
Конечно, Дэн уже видел такой же. Рассел Треверс использовал его в качестве «камня преткновения», чтобы вызвать Эвана Маркхэма. Губы Натали побелели, и она отпустила ожерелье, которое теперь качалось как маятник часов.
– Нет. Я все взяла.
Она сильная, подумал Дэн, устыдившись своей реакции на нарисованный ею портрет мертвого мужчины.
Натали застегнула сумку с париками и отдала ее Дэну вместе с другим чемоданом и дорожной сумкой.
– Теперь, как я помню, ты обещал мне обед... – сказала она.
* * *
Этим вечером ресторан Верди был забит, и им пришлось ждать почти час, прежде чем хозяйка проводила их к отдельному столику в дальнем углу. Когда они заняли свои места, Линдстром с сомнением посмотрела на обман зрения – висящую на стене картину с изображением венецианского канала, а также на пластмассовые виноградные гроздья и крошечные лампочки, свисающие с деревянной решетки потолка.
– Прелестное местечко. И кто только его декорирует, Диснейленд? – иронически заметила она.
Дэн хотел было снять куртку, но вспомнил о кобуре под мышкой.
– Эй, будь проще. Большинству людей нравятся такие вещи.
Он кивнул в сторону большой компании в центре зала. Группа официантов и официанток в черных жилетках и бабочках собралась вокруг стола, чтобы спеть оперную версию «Счастливого праздника» раскрасневшейся, смеющейся пожилой паре и собравшимся вокруг них детям и внукам. Казалось, сцена расстроила Линдстром – вернее, Натали, поправил себя Дэн.
– Да. Я понимаю, что ты хочешь сказать. – Она вздохнула и потерла лицо. – Не обращай на меня внимания. Я просто устала и зациклилась.
Линдстром взглянула на официанта, подошедшего к их столику – целеустремленный актер, угадал Дэн по броской красоте и идеально уложенным волосам. Дэн заказал фирменное блюдо Верди из баклажанной икры и полграфина каберне совиньон, в то время как Натали просто попросила макаронные ракушки под соусом маринара и воду со льдом.
– Подразумевается, что ты сейчас на работе, не так ли? – спросила она, когда официант принес вино.
– Называй это R&R[5]. – Дэн налил себе стакан. – Хочешь? Ты выглядишь так, словно не отказалась бы выпить.
– Нет, спасибо. Ты же знаешь, каждый глоток алкоголя убивает клетки головного мозга.
– Мне не важно, потому что это всего лишь клетки мозга. – Она даже не улыбнулась. – Это шутка, между прочим.
– Да неужто? – Ее ненатурально-голубые глаза остановились на нем.
Дэн взболтнул вино в стакане.
– Мальчик, я жажду этого глотка.
Он так быстро сделал первый глоток, что почувствовал лишь покалывание на кончике языка. В любом случае, что у нее за навязчивые идеи насчет здоровья? Лифт, подушки безопасности, вегетарианская диета...
Потому что она знает, что ее ожидает бесконечная тьма, ответил ему внутренний голос. Она пугает Натали до смерти, и она полна решимости отсрочить неизбежное настолько, насколько позволяет человеческая сущность. А ведь тьма ждет и тебя, не так ли, Дэн?
Да, это так, и если бы он знал ее так же близко, как Натали, он бы, наверное, забился под одеяло и никогда бы и носа не казал из дому. Она сильная, это так, думал он, быстро выпив остаток вина и налив себе еще стакан.
Взрыв смеха и аплодисментов снова привлек внимание Натали к семейству за праздничным столом.
– У тебя есть дети?
– Нет. Это было единственной ошибкой, которую я не сделал. – Дэн был благодарен за беседу, не важно, насколько неприятную.
– А другая семья?
– Тебя, кажется, ужасно интересует моя личная история...
– Просто стараюсь быть наравне. У меня же нет на тебя материалов.
Дэн одарил ее натянутой улыбкой.
– Ну хорошо. Мои родители на пенсии, живут в северной Калифорнии рядом с семьей брата. Моей племяннице будет шесть в октябре. Я надеялся быть там на ее день рождения, но... – Он пожал плечами и отхлебнул еще немного вина.
– А твоя бывшая жена?
В этот момент подошел официант.
– Салат из шпината с малиновым винегретом для леди и Цезар для джентльмена. – Он поставил тарелки на стол. – А здесь немного теплого хлеба и оливкового масла. Чем еще могу быть вам полезен?
– Спасибо, нам хватит! – засмеялся Дэн. – Нет, пока ничего не нужно.
Когда официант торопливо ушел, агент оторвал от хлеба корку и макнул ее в неглубокую мисочку с оливковым маслом, делая вид, что не слышал последнего вопроса Натали.
– А ты? Часто видишься с родными?
Она подцепила салат на вилку.
– Я постоянно навещала и навещаю маму, но... ты знаешь.
Дэн прекратил жевать хлеб, осознав, какую глупость он сделал. Он вспомнил, что читал о том, что Нора Линдстром провела последние двадцать лет в частной психбольнице в Вентуре.
