и кивнул.
— Жена и дочь с удовольствием следят за вашими репортажами, уверяют, их стиль не ниже про́бой, чем в «Лайфе», — говорил пожилой полисмен, как видно солидный семьянин и вообще человек порядочный, не чета коллегам по службе, скалящим зубы на то, с каким трудом добывают свой хлеб работники прессы.
— Рад буду познакомиться, — откликнулся репортер на похвалу.
Пожилой представился.
— Не выскажете ли вы своего мнения по поводу того, что мы с вами только что наблюдали? Кто этот скромный господин, прибывший к нам? — Ляйхнер повел глазами в ту сторону, откуда минуту назад стартовали два лимузина.
— О-о, — с некоторым сожалением протянул полисмен, — я, простите, не могу быть вам сейчас полезен.
Невезучий репортер отбросил с досадой сигарету, буркнул что-то, прощаясь, и исчез за вертящейся дверью.
— Сплоховал ты, Смит! — заметил пожилому кругломордый коллега. — Дал бы ему интервью: «Я полагаю, мистер Икс прилетел из Нью-Йорка. Я полагаю, прибыл он в наш город, а не в Лос-Анжелос! И случилось это в 13 часов по гринвическому времени! И я сам тому свидетель, он сел в машину и поехал прямо в резиденцию губернатора». Напечатали бы твой фотоснимок в полный рост — твои мисс и миссис ахали бы от восторга.
Полисмены сдержанно, насколько позволительно на служебном посту, посмеялись и решили отметить такую удачную шутку чашечкой кофе с ромом, поочередно отлучаясь к буфетной стойке.
А репортера задело за живое. Он проявил верх своих способностей, чтобы выведать кое-что об этом визитере. Тогда и появилась в газетке многообещающая заметка с фотографиями.
На следующий день по прибытии нью-йоркца состоялась беседа, о содержании которой не смог бы узнать местный борзописец, сколько бы он ни старался, и если бы исчерпнул на это все возможности редакционной кассы и собственный годовой бюджет.
Дядюшки говорят о племянниках
В просторном полуказенном особняке на одной из улиц Нома нашелся укромный уютный кабинет для беседы прибывшего из Нью-Йорка гостя с одним из здешних дельцов, владельцем нескольких рыболовных траулеров и скупщиком пушнины, старожилом холодного полуострова.
Присутствовало и третье лицо — советник бизнесмена, специалист по промышленному шпионажу, давно научившийся за хорошие деньги уметь держать язык за зубами. Впрочем, в разговоре он почти не участвовал. Инструкции, отпечатанные на тонкой бумаге, которые лежали у него в портфеле, он должен будет изложить не здесь, и не старожилу, а некоему другому, с кем еще предстояло встретиться.
За неширокими зашторенными окнами текла неторопливая, размеренная жизнь, похожая очень на ту, какой живут обычные провинциальные североамериканские города. Только непривычно много на улице военных и мало автомобилей — не очень-то покатаешься по этим льдам и торосам на шикарных кадиллаках и фордах! А в остальном все то же — неоновый свет реклам, в центре — здания полиции, банка, магазинов... Правда, слишком уж прохладная для весны погода. А больше, кажется, ничего примечательного.
Если же свернуть где-нибудь за угол и пройти несколько шагов в сторону от центра — картина открывается шокирующая: жалкие лачуги эскимосов, сбитые из фанерных ящиков...
Старожил говорил нью-йоркцу:
— Могу считать, что интересующая вас операция исключает малейший риск. Первый из «племянников» бежит от полиции — на его совести такие делишки, что ему всегда гарантировано местечко за решеткой.
— Гангстер? — морщится тучный бизнесмен, недолюбливающий подобную категорию американских граждан.
— Мелкий воришка. А самая последняя его шалость с законом — разбой, учиненный в эскимосском поселке...
Гость удовлетворенно кивнул, приглашая продолжать.
— Старший племянник с богатым досье. Вы уже знакомились с ним, не правда ли?
— «Фальшивомонетчик», — произнес гость и снова умолк.
— В случае необходимости мы поможем восстановить некоторые полустершиеся пятнышки в его биографии. В частности, например, ту историю на эсминце с подделкой векселей...
Толстяк, оживляясь, заерзал. Видно, то была очень занимательная история, она ему чем-то запомнилась особо из всех содержащихся в «богатом» досье.
— Возможно, мы подскажем Интерполу, — продолжает старожил. — Итак, оба беглеца спасаются от правосудия. «Фальшивомонетчик» стряпает документы. Подкупают пилота, который позднее исчезает, с ним все ясно.
— Куда же он исчезает? — потребовал уточнений гость.
— Парень мечтает о собственном домике на Мичигане. А радист, штурман — проверенные ребята.
Американец снова кивнул.
— Вот вкратце и все, — подвел черту старожил. — Если вас что-то беспокоит — с удовольствием развею ваши сомнения, — и он выжидательно глядит на бизнесмена.
Тот пыхнул сигаретой, осторожно опустил ноги со стола.
— Верно, у вас было много хлопот с этим?
Старожил как будто смутился похвалой. Произнес проникновенно:
— Думаю, ваше доверие и ваши деньги не пропадут даром...
— Да, да, дорогой друг, вы заслуживаете признательности. После переброски получите первую половину суммы. В случае успеха — вторую, и еще четверть — в виде вознаграждения от заинтересованных лиц.
— Благодарю вас, мистер Сиптэн, — в полупоклоне приподнялся в кресле старожил.
— Как протекает подготовка?
— Все о’кей! Уже семь месяцев они в изоляции. Видят их лишь два инструктора, присланных вами. По субботам на часик приглашаю девиц. А в общем, выдерживаем, как поросят перед забоем.
— В свою очередь могу заверить, что ваша собственная причастность к этому никакими неприятностями не чревата. С нужным ведомством есть контакт — они сохранят совершенное равнодушие к нашему предприятию. Разработаны нами два варианта возвращения путешествующих племянников. Инструкции будут даны моим спутником, — кончиком сигары Сиптэн указал на молчаливого секретаря, — в день отправки.
Наступила пауза. Толстяк откинулся в кресле, обвел взглядом кабинет.
— Ну, теперь, я думаю, официальная часть закончена. Вы вселили в меня уверенность в исходе эксперимента. Я вам благодарен. И если вы со мной согласны, позволительно по доброй традиции закрепить наш союз глотком чего-нибудь...
Старожил поднялся, из вделанного в стену выдвижного бара взял три рюмки и бутылку французского коньяка.
Пригубив коньяку, американец спросил благодушно:
— Вы, кажется, последний из местных людей, кто повидал русский север?
— Да, если не считать того разбойника — младшего «племянника». Он бывал в Сибири с некоторыми скромными поручениями в пору дядюшки Кулиджа[8]. И позднее прожил два года на золотой Колыме.
— Двадцатые годы, — голос толстяка потеплел. — «Добрые времена — времена моей юности...» — пропел он баском. — Помните, была такая песенка?
Старожил кивнул, хотя сроду не признавал иной музыки, кроме звона монет. И вздохнул завистливо:
—
