class="p1">— Нет пока.
— Мила, не кривись, пожалуйста, — просит визажист, а я зыркаю на нее так недовольно, что она тут же добавляет: — Если встретит тебя сегодня вечером — точно будет твой.
Подобное обнадеживающее заявление заставляет простить ее досадную оплошность.
Давно привыкла воспринимать собственную привлекательность как должное. Не удивляться лести, заискиванию и комплиментам. Не обижаться на завистливые взгляды. Просто принимать как данность.
Когда работа бьюти-мастеров закончена, время приближается к шести вечера. Еще месяц назад в это время на городские улицы опускались первые сумерки, а сейчас непривычно светло, хоть и пасмурно.
Перед выходом из салона, ещё раз кручусь перед зеркалом, критически осматривая себя, несмотря на то, что у крыльца уже дожидается машина Березы, который тоже приглашен. Пусть понервничает, ему полезно.
— Удачи, Милана, — подмигивает парикмахер, а я сверкаю в ответ голливудской улыбкой, принимая пожелание.
Удача мне сегодня не помешает.
Туман сделал очертания зданий серыми и зыбкими, даже зелени, успевшей распуститься на сопках, не видно. Грань горизонта между небом и морем стерта. С неба накрапывает морось и город похож на призрак. Лишь красные огоньки не вершинах телевышек и опор мостов зловеще подмигивают из блеклой дымчатой мглы.
— Мерзость, — выходя на крыльцо, кривлюсь и ёжусь.
Надеюсь, макияж от сырости не потечет. Останавливаюсь, глядя как безликие и маловыразительные людские силуэты снуют по тротуарам в обе стороны.
У входа, мигая аварийными огнями, потому что парковка в этом месте запрещена, дожидается оранжевый Порш Панамера Егора.
Но когда я спускаюсь к нему, на ходу придерживая длинный подол, чтобы не запутаться и не споткнуться, на пути возникает неожиданное препятствие:
— Деточка, не подашь на хлебушек?
Бабулька, скрюченная, словно вопросительный знак, вырастает, как из-под земли. В засаленном грязном плаще и аляповатой косынке, пахнущая затхлостью и бедностью, она протягивает ко мне ладонь со скрюченными морщинистыми пальцами. Старческий голос неприятно дребезжащий, царапает слух, и я пытаюсь найти в себе что-то, похожее на жалость, но не нахожу.
«Наша хата с краю, Милашечка, чего застыла? — деловито интересуется чертенок с левого плеча. — Или тебя стала вдруг заботить чужая судьба?»
Нет, конечно. Порывы сделать доброе дело — это точно не про меня. Брезгливо отскакиваю и морщусь. Не уверена, что стала бы помогать, нищенке, даже будь у меня с собой наличные деньги. Слишком привыкла к тому, что у меня есть только я и никого больше.
Шагаю дальше, как ни в чем ни бывало. Так, словно и не обращался ко мне никто только что.
— Милана, ты как всегда само совершенство, — слышу я, как только сажусь на заднее сиденье машины, где пахнет дорогим мужским парфюмом и ароматизатором.
Впереди рядом с Березой, разодетым в ярко-желтый пиджак и темно-зеленые брюки, уже ждет Сергей Жаров и именно он пытается вновь втереться ко мне в доверие заезженными комплиментами.
Не собираясь рассыпаться в благодарностях за дежурную вежливость, отвечаю с ленивой усмешкой:
— Я об этом осведомлена.
Егор за водительским креслом кривит губы в улыбке и Порш резко трогается с места. Подозреваю, они успели поспорить о том, какой будет моя реакция на неожиданное появление бывшего ухажера и Береза только что победил.
— А я уже успел забыть, — с грустью вздыхает Сергей, сидя ко мне вполоборота, чтобы я могла рассмотреть его профиль, который когда-то мне нравился. — Соскучился даже за эти две недели.
Зато я совершенно не соскучилась. И в сердце при виде Жарова совсем ничего не ёкает. Сочетание теплых карих глаз с веснушками больше не вызывает восторга. Контраст его медно-рыжих, похожих на проволоку, волос, с моими платиново-золотистыми больше не кажется столь эффектным, как раньше. Потому что я присмотрела вариант получше.
Однако, плана по завоеванию этого замечательного варианта у меня нет, а действовать наобум я не привыкла.
— В следующий раз будешь умнее, — не скрывая злорадства отвечаю я Сергею, и мне не нужно уточнять, что именно я имею в виду.
Мы расстались со скандалом, но сейчас соблюдаем вынужденное перемирие, поскольку всё ещё вращаемся в одних и тех же кругах, всё ещё встречаемся на одних и тех же мероприятиях, всё ещё можем понадобиться друг другу. Потому и держим хорошую мину при плохой игре.
Всё же, теперь я знаю, что Жаров не милый и наивный мальчик, как я считала раньше, а хитрый и расчетливый интриган. А ещё, очень рада тому, что наши отношения так и не дошли до постельных.
Устроившись на заднем сиденье поудобнее, снова открываю в соцсетях профиль Никиты, ища между нами какие-нибудь точки соприкосновения.
Итак, на нескольких фото Сахаров управляет яхтой, значит он это любит или, как минимум, умеет. Пара фото с корпоративных мероприятий «Азиатско-Тизоокеанского Альянса». Три снимка, на которых он играет с кем-то в настольный теннис. Еще на одном улыбается, стоя рядом с Дубининой у новогодней ёлки. Не густо.
Однако, листая ленту ниже, вижу, что иногда он вместе с Лерой ездит в приют для животных «Четыре лапы», оказывая им спонсорскую и волонтерскую помощь. А ещё, Никита фанат поэзии Сергея Есенина, судя по количеству цитат из его стихов. Это уже интереснее.
Наскоро читаю биографию трагически погибшего в расцвете сил поэта в Википедии. Листаю стихи, в поисках чего-то душещипательного, даже повторяю про себя пару строк, чтобы не забыть. Так-то лучше.
Жаров и Береза о чем-то спорят, но я не вслушиваюсь. Разглядываю в окно силуэт ресторанно-гостиничного комплекса, возвышающийся над остальными зданиями Эгершельда, который можно было бы считать спальным окраинным районом, но до центра отсюда тоже недалеко.
Комплекс облицован белым камнем, а геометрически четкие линии и орнаменты из стекла и металла создают эффект движения, напоминая старинные дома в стиле арт-деко. У меня здание «Талассы» вызывает ассоциации с огромным кораблем, паруса-узоры которого трепещут на морском ветру. Схожести добавляет женская статуя в античном стиле, установленная на лицевой стороне фасада.
Егор останавливает Порш напротив входа и отдает ключи парковщику, чтобы отогнал на просторную, предназначенную для автомобилей, площадку.
Еще довольно светло, но сине-золотую ковровую дорожку, освещают яркие софиты, в желтых лучах которых уличный туман клубится, словно магия внутри волшебного шара.
Свет слепит. Некоторые гости, которые приехали раньше нас, всё ещё на дорожке, шутят, смеются, позируют фотографам, пританцовывают в такт музыке, звучащей из колонок. Вокруг царит оживление и радостная атмосфера. Шум, свет и веселье разгоняют туман и сырость, и я улыбаюсь, шагая по дорожке к крыльцу «Талассы».
С одной стороны от меня шествует Жаров, с другой — Береза, негромко рассказывающий, что у моей конкурентки — Ани Зориной резкий подъем популярности.
Вообще-то «Зорина»
