и лер Блек под присмотром полиции, так что, леры, отдыхайте, набирайтесь сил, лечитесь. У вас сегодня день отдыха. Заслужили.
Лепаж скривился:
— Милер, я не это имел в виду — ни вы, ни мои люди нежелезные, но мы будем выполнять свой долг.
— Кажется, я ясно дал понять: сегодня день отдыха. Вы озвучили проблему — я нашел её решение. — Анри встал, забывчиво опираясь на правую руку — та отомстила вспышкой боли. В глазах на миг потемнело. Шар выпал из ладони, звучно катясь по дубовому паркету королевского люкса. Ренар пристально провожал глазами шар, заметно дернув при этом плечом. От Анри это не ускользнуло:
— Ренар, вам плохо? Мне говорили, что вы тоже были ранены в битве, когда охраняли покойного короля…
Бывший тальмийский офицер отрицательно качнул головой:
— Спасибо за заботу, милер, но я хорошо себя чувствую и готов продолжать службу. Могу я дать совет, милер?
— Попробуйте. — разрешил Анри, наклоняясь за шаром и пряча его в карман форменных брюк.
— Милер, это Аквилита. Тут много практикующих магов-докторов. Я знаю ваше отношение к эфиру, но все же позвольте себе перешагнуть через предубеждения. Механиты и современные лекарства творят чудеса, но вместе с эфиром чудеса станут еще… Чудесатее.
Строй одетых в черные офицерские одежды мужчин не сдержал смешок. Ренар хорошо говорил на вернийском, но некоторые слова все же изумительно коверкал.
Анри осмотрел Ренара с головы до ног — Эдвард говорил, что тот выходец из Нерху, но все шестеренки этого мира, по нему это было совершенно незаметно: голубые глаза, светлая кожа, блекло-рыжие волосы — от обычного вернийца не отличить! Он идеально вписался в конвой, затерявшись среди таких же, как он, рыжих и светловолосых. Где тот самый знаменитый красный отлив волос, как говорили про Ренаров? Где ореховый цвет глаз? Где вообще лисьи глаза? Где в конце концов хвост?! Если бы Анри не видел своими собственными глазами как по приказу Эдварда этот мужчина превращался в треххвостого лиса, ни за что бы не поверил, что это тот самый Ренар. Знать бы еще, почему Эдвард так щедро поделился с ним этим лисьим человеком.
Анри веско сказал:
— Если в Вернии не рождаются маги, это не значит, что в Вернии не верят в магов или отказываются от их помощи.
— Тогда позвольте мне…
Принц его остановил, похлопав по плечу:
— Проблема не в нежелании прибегать к помощи магов. Проблема в том, что мы никак не можем гарантировать их лояльность. Если вы не заметили, Ренар, среди нас нет ни одного мага — только вы.
«И даже вам веры нет!» — он не стал добавлять. Эдвард поклялся, что Ренар будет последним из предавших. Даже если весь мир предаст, Ренар будет самым последним в очереди. Клятвы Нерху нерушимы. Знать бы еще, что их обеспечивает.
— Я могу найти лояльных магов, — тут же предложил Ренар.
— И чем же вы докажете их лояльность? Вы сами говорили, что лечить вы не умеете.
Ренар улыбнулся:
— В Аквилите живет моя дальняя кровная родственница из Нерху. Вы, возможно, сталкивались с ней — лера Виктория Ренар-Хейг. Лера Эвана Хейга-Ренара вам рекомендовал король Эдвард. Моей и его рекомендации вы можете полностью доверять. Я душой и телом принадлежу вам, милер.
— Хо-ро-шо. — по слогам произнес Анри. — Рекомендациям леры Виктории я поверю. Кстати, что там с кузнецом и его поисками?
— Прием заявлений о пропаже полиция Аквилиты принимает только на четвертые сутки, милер.
* * *
Андре злилась. Все же родовой гнев Блеков никуда не денешь, даже если не признана родом и отцом. Она приехала сюда в Аквилиту, чтобы защитить брата, и…
— И что же мы имеем, Рррррриччи…
…и он все равно пропал! Если это делишки отца, то… То… То… Она прижалась к холодному металлу капота «Жука» — свой паромобиль она разрабатывала и собирала сама.
Андре осознавала: она все равно ничего не сможет сделать, если только ославить отца. Он не любит, когда грешки рода вываливают на всеобщее обозрение. Именно это он и не простил Грегори — то, что его слабость стала достоянием общественности. Пока все было в пределах стен родового дома, отец закрывал глаза на все, даже на свои проступки. А ведь Грег оступился всего один раз, не то, что рыжий Мюрай — этот, судя по подаренной братом папке со снимками, оступался и падал часто. И вставал, и шел дальше, как ни в чем не бывало. Наверное, надо вернуть папку Грегу — не дело ей валяться в гостиничном номере, еще какая горничная увидит. Слишком там много снимков и скрывающихся за ними историй про того же Брока, Лео Байо, Одли и других.
За спиной Андре гулко раздались шаги — в гостиничном гараже была дикая акустика.
— И что же мы имеем, нера Риччи? — мягко сказал знакомый голос — Андре заставила себя выпрямиться и обернулась:
— Недоброе утро, ваше королевское высочество…
Молодой мужчина приветливо улыбнулся:
— Можно обращаться: «милер Анри», а то и проще: Анри или даже Генри на тальмийский манер. Я крайне демократичен. — он, в доказательство своей близости к народу, был одет в костюм-двойку и вязанный грубый свитер под горло. Сейчас на принца он не походил — особенно повязкой на голове, из-под которой торчали криво обрезанные светлые волосы. Хотя все равно что-то было в суровом взгляде голубых глаз, в квадратной, тяжелой челюсти, в тонких, сжатых губах. — Я должен принести свои искренние…
— Вы уже говорили, — резко оборвала его Андре. Он уже извинялся перед ней утром, когда выяснилось, что Грегори пропал вместе с Лиз.
— И все же… — он подошел ближе, вставая почти рядом и любопытно заглядывая под капот паромобиля.
Она закрыла глаза — ей нельзя злиться, тем более на принца. В случившемся его вины нет вообще.
— Нера Риччи…
Она открыла глаза и широко улыбнулась, прогоняя прочь недовольство и родовой гнев Блеков:
— Спасибо за участие в жизни моего брата…
Анри вздрогнул:
— Не стоит ради меня так притворяться. И я скорее забочусь о своей подданной — о лере Элизабет. И о вас. Мне сообщили, что у полиции все под контролем: вашего брата нашли в Танцующем лесу. Сейчас туда направили дирижабль. Я предлагал своего «Левиафана», но от моей помощи отказались. Полагаю, если в Танцующем лесу не случилось чего-то сверхординарного, то уже после обеда ваш брат будет в Аквилите. Вместо того, чтобы ждать в одиночестве, может, составите мне компанию?
От новостей, принесенных принцем, стало легче — словно пружина заводного механизма, взведенная до предела где-то внутри
