рыбу ловить да черемшу собирать.
– Знаю. А что, у вас есть какое-то конкретное предложение? Только не надо мне больше про Коран, про веру.
Бекхан, кажется, удивился и воскликнул:
– О, ты – человек дела! Армия из тебя мужчину вылепила, хоть за это ей спасибо. Да, есть у меня предложение. Хорошие деньги получишь. Очень хорошие. И серьезно говорю: принесешь большую пользу Ичкерии, может, даже героем ее станешь.
– Герой – это не для меня. Что надо делать и сколько заплатите?
– Вах, молодец! – прищелкнул языком Бекхан. – Что ж, давай о деньгах поговорим. Ты служишь, ты не видишь, наверное, что хлеб, обычный хлеб в магазине двести рублей стоит? А говядина – две тысячи? О баранине уже не говорю. Так вот, двести тысяч тебе даю. К дембелю неплохие деньги. Плюс – хороший спортивный костюм. Новый, импортный. Плюс наш народ тебе спасибо скажет. То, что мы с тобой, Муса, сделаем – ради него, поверь, будь хоть немного патриотом.
Забайраев не думал о патриотизме. Двести тысяч рублей! О таких деньгах Муса никогда даже не мечтал, а в руках больше ста рублей никогда прежде не держал. Да он на все согласен, чтобы получить их. Правда, если только никого не убивать…
О последнем он и сказал Бекхану. Тот заверил:
– Никакой крови, что ты! У нас все до мелочей продумано. Военный городок ваш скоро в другое место переезжает, да?
Тут уже пришло время удивляться Забайраеву:
– Откуда вы знаете? Это вроде военная тайна…
– Деньги не один ты любишь. Значит, слушай. Личный состав переедет, службы переедут, а несколько человек останется охранять один небольшой контейнер. Ты будешь одним из них.
– А как я попаду в это число?
– Муса, это не твои заботы. Я же говорю, все куплено.
– А мои заботы какие?
– Ровно в семь часов ты нажмешь кнопку пульта – открыть ворота, чтобы мы могли войти на территорию части. Ровно в семь! Затем мы войдем в казарму и заберем этот контейнер. Вот и все!
– Но солдаты будут вооружены…
– Они смогут стрелять в безоружных людей? – Бекхан даже рукой махнул. – Нет, это исключено. Потом, мы придем так, вроде бы нам поручено контейнер забрать. Ну, поругаемся чуть-чуть, скажем, что-то там не согласовано, звоните начальству, а связи с начальством у вас не будет, телефон будет отключен. На этом все и закончится. Но я тебе больше скажу, Муса. Ты можешь уйти с нами. Ичкерия очень скоро станет свободной и самостоятельной, никто из федералов тебя на родине искать не будет.
– Мне дослужить осталось две месяца, – сказал Забайраев. – Зачем в дезертиры записываться? Нет, я в роте останусь…
– Ладно, как знаешь, – не стал настаивать Бекхан. – А точнее, как все сложится. На всякий случай, возьми с собой и деньги, и костюм, и там поступишь по обстоятельствам.
– Какие деньги, у меня денег только сестрам на платки, – признался Муса.
– Чудак! – хмыкнул Бекхан и передал ему легкую спортивную сумку. – Почему мне не веришь? Говорю же – заплачу. Здесь аванс, половина суммы. Вторую половину получишь после того, как мы все сделаем.
На том расстались.
При свете дальнего блеклого фонаря Муса, не выдержав, открыл сумку, нашел внутри свернутого рулоном спортивного костюма стопки схваченных резинками купюр. Сколько денег! Можно мотоцикл купить или даже машину! Или трактор…
Потом наступил нужный день.
Сначала все шло как надо. Без двух минут семь офицер, старший лейтенант из роты связи, отлучился в туалет, – Муса посчитал, что это тоже предусмотрено Бекханом. Выждав еще миг, он разблокировал ворота, а затем впустил гостей в казарму.
И с этой минуты начался кошмар. В помещение заскочили Бекхан и с ним еще один парень, с порога начали стрелять по солдатам и гражданскому ученому. Когда же они упали, Бекхан вытащил из своей сумки бутылку и стал поливать лежавших. Муса стоял изваянием, совершенно не ожидая этого. Он не мог ничего ни сказать, ни сделать, даже когда увидел, что один из солдат за спиной Бекхана чуть приподнялся и поднял автомат. Раздались две короткие очереди: в Бекхана и во второго чеченца, уже надевавшего на плечи что-то вроде объемного ранца. У этого второго голова разлетелась от пуль, как переспелый арбуз. А Бехкан, сползая по стене, сделал выстрел по солдату – убил.
Муса посмотрел на земляка – рубаха на груди почернела от крови.
Бекхан взглянул на Мусу мутными глазами и протянул свой пистолет:
– Пристрели меня, слышишь? Пристрели! Забирай ранец и беги! И сумку мою. Там номер телефона, обязательно разыщи этого человека, он сидит на самом верху, в Грозном… разыщи… – После чего закрыл от слабости глаза, но все же прохрипел: – Стреляй в меня… Ну!..
Мало что соображавший Муса выстрелил, нацепил на себя ранец, оказавшийся намного тяжелей, чем радиостанция «Сокол», на которой их учили работать, чиркнул спичкой и выскочил из казармы. В кармане – пистолет, в руках сумки – со своей спортивкой и той, что была у Бекхана, плюс автомат.
Он совсем забыл об офицере и тут встретился с ним лицом к лицу. Автомат стоял на одиночную стрельбу, и Муса машинально дважды нажал на спусковой крючок. А потом, для верности, ударил офицера прикладом в висок и швырнул оружие в уже вовсю полыхающее окно казармы.
Дальше – тропа к горам, потом лес, потом бег по мелкому ручью, потом вверх, вверх, по самому краешку ущелья, лишь с минутными передышками. Обессиленный, он упал в траву только перед рассветом. Не хотелось ни есть, ни пить.
Первым делом Муса открыл сумку Бекхана: нож, консервы, минералка, печенье. Бумажник с деньгами. Много денег, больше, чем обещал доплатить Бекхан. А вот и листочек с написанным именем: Булат. И тут же – три цифры, видно, номер телефона.
Но главное – деньги.
О том, что он убил людей, вспоминалось как-то скучно, обыденно, совершенно без страха и сожаления. Оказывается, в этом нет ничего особенного. Почти то же самое, что стрелять по мишеням. Никто не кричал, не стонал. Не то что в кино.
Похолодало, но костер разжигать Муса побоялся: в темноте огонь будет виден издали. Разжег его он только утром, когда уже поднялось солнце. Сжег форму, пуговицы закопал в землю, переоделся в спортивный костюм. Долго не мог решить, что делать с военным билетом, все же оставил его. Сверху увидел асфальтовую полосу дороги, спустился к ней. Прошел по обочине метров двести, когда его догнал старый ржавый «ЗИС». Водитель, молодой парень, притормозил сам, открыл дверцу:
– Садись, земляк, если нам по пути. Ты откуда?
Пришлось
