уж вы не знаете, что означает слово «шпионить»?
— О, Джонни! — Чувство обиды так же явственно выразилось в ее больших глазах, как и в звуках ее голоса. — Вы же отлично знаете, что я бы никогда не согласилась шпионить за вами!
Харлоу немного смягчился.
— Тогда почему вы оказались здесь?
— Разве вам не приятно просто меня видеть?
— Я не об этом… Что вам понадобилось в этом кафе?
— Я… просто проходила мимо… и…
— И увидели меня! И вошли! — Он внезапно оттолкнул свой стул и встал. — Подождите, я сейчас…
Харлоу подошел к двери, быстро осмотрел ее и открыл. На мгновение он вышел на улицу, но тут же вернулся. Продолжая стоять в дверях, он некоторое время смотрел в ту сторону, откуда пришел. Потом его интерес сосредоточился на парадном напротив кафе, на другой стороне улицы. Там, в полумраке, стоял человек. Не подавая вида, что заметил его, Харлоу вернулся в кафе, закрыл дверь и сел за свой столик.
— Повезло же вам с глазами, — сказал он. — Просвечивают все, как рентгеновские лучи. Повсюду — матовые стекла. А вы меня тем не менее увидели.
— Ну хорошо, Джонни! Не будем играть в прятки, — сказала она усталым голосом. — Я просто пошла следом за вами. Я беспокоюсь. Ужасно беспокоюсь.
— Все мы беспокоимся время от времени. Видели бы вы меня порой на треке! — Он помолчал, потом спросил без всякой видимой связи: — Когда вы выходили из гостиницы, Рори все еще был там?
Она озадаченно нахмурила брови.
— Да, да. Он был там. Я как раз обратила на него внимание, когда выходила.
— А он мог вас видеть?
— Какой странный вопрос.
— А я вообще человек странный. Спросите любого из гонщиков… Так он мог вас видеть?
— Н-ну… Конечно… Вероятно, мог. Только не понимаю, при чем тут Рори?
— Просто мне не хочется, чтобы бедный мальчуган бродил по вечерам по улицам. Ведь так можно и простудиться. Или даже стать жертвой ограбления. — Харлоу замолчал, обдумывая что-то. — A-а! Вот и идея!
— О, Джонни, перестаньте! Перестаньте! Я понимаю, он не может смотреть на вас без ненависти, не хочет даже говорить о вас, с тех пор… с тех пор… как…
— С тех пор, как я сделал вас калекой!
— О, боже ты мой! — По ее лицу было заметно, что она расстроена. — Он — мой брат, Джонни, но ведь он — не я. Что я могу, если… Послушайте, что бы он ни имел против вас, неужели вы не можете забыть об этом. Вы — самый добрый человек, Джонни Харлоу. Самый добрый человек на свете…
— Доброта ничего не дает, Мери.
— И все равно — вы добрый, я знаю. Неужели вы не можете забыть? Не можете простить его? Вы великодушны. Больше чем великодушны. Кроме того, ведь он еще мальчик. А вы — мужчина. Чем он вам опасен? Что он может сделать?
— Вы бы посмотрели, что может сделать десятилетний вьетнамец, когда у него в руках ружье!
Она хотела было встать. В ее глазах блестели слезы, хотя она и говорила бесстрастным тоном:
— Я не должна была вам надоедать. Спокойной ночи, Джонни!
Но он нежно удержал ее руку, и она не сделала попытки освободить ее, просто сидела, ожидая чего-то, с онемевшим от отчаяния лицом.
Он сказал:
— Прошу вас, не уходите. Я просто хотел удостовериться…
— В чем?
— Как ни странно, теперь это не имеет значения. Забудем о Рори. Поговорим о вас. — Он подозвал официантку. — Прошу вас, повторите, пожалуйста.
Мери посмотрела на него и на вновь наполненный стакан.
— Что это? — спросила она. — Джин? Водка?
— Тонизирующий напиток с водой.
— О, Джонни!
— Что вы все заладили: «О, Джонни! О, Джонни!» — Из его тона нельзя было понять, искренне или притворно его раздражение. — Ну, ладно, вы говорите, что беспокоитесь. Но неужели вы думаете, что я и так этого не вижу? Хотите, Мери, я отгадаю все причины вашего беспокойства? Я бы сказал, что у вас имеется для беспокойства пять поводов: Рори, вы сами, ваш отец, ваша мать и я… — Мери хотела что-то сказать, но Харлоу остановил ее. — О Рори и его вражде ко мне можете забыть, пройдет месяц, и все это покажется ему дурным сном. Теперь о вас! Только не вздумайте отрицать, что вас не беспокоят… ну, наши с вами отношения. Могу сказать, что с этим тоже уладится. Нужно только время. Затем — ваши отец и мать и, в общем, снова я… Ну, как, правильно я говорю?
— Вы давно со мной так не говорили.
— Вы хотите сказать, что я прав?
Она молча кивнула в знак согласия.
— Вернемся к вашему отцу, — продолжал Джонни. — Я знаю, он неважно выглядит, потерял в весе. По-моему, он беспокоится о вашей матери и обо мне. Именно в такой последовательности.
— О моей матери? — прошептала она. — Откуда вы об этом знаете? Ведь об этом знают только два человека — отец и я.
— Подозреваю, что Даннет тоже знает об этом. Ведь они — близкие друзья. Впрочем, не уверен. Но мне рассказывал об этом ваш отец, сам, месяца два тому назад. Понятно, что в те времена он в меня верил, поэтому и рассказал мне все, что касается вашей матушки…
— Прошу вас, Джонни!
— Что ж, это уже лучше, чем «О, Джонни!». Несмотря на все, что произошло, мне думается, он мне еще доверяет. Только прошу вас не говорить ему о нашем разговоре. Я поклялся никому об этом не рассказывать. Обещаете?
— Обещаю, Джонни.
— Последние два месяца ваш отец был не очень-то общительным. Я вполне понимаю — по какой причине. Я не чувствовал себя вправе задавать ему вопросы… Скажите, Мери, это дело совсем не продвинулось вперед? Никаких сведений вы не получили с тех пор, как она уехала из вашего дома в Марселе три месяца назад?
— Ничего, решительно ничего мне о ней неизвестно. А ведь она всегда звонила нам каждый день, если уезжала надолго. Каждую неделю писала письма, а сейчас…
— И ваш отец испробовал уже все средства?
— Папа — миллионер. Неужели вы думаете, что он не испробовал всего, что только мог?
— Да, конечно. Я должен был и так это понять. Значит, вы чем-то обеспокоены? Чем я могу вам помочь?
Мери побарабанила пальцами по столу и взглянула на него. В ее глазах стояли слезы.
— Вы бы могли устранить вторую причину его беспокойства…
— Вы имеете в виду меня?
Девушка молча кивнула.
В эту самую минуту Мак-Элпайн предпринял решительные шаги по исследованию одной из важных
