Даже вору поживиться нечем. Разве что пара подсвечников на полке и... фотоаппарат?
Да это же фотик папаши-гоблина! Папашу здесь взяли, под руки вывели из дома. Фотоаппарата при нём не было, я сам видел.
Надо бы взять, да дочке отдать. В память о покойнике. Блин-н... А ведь она ещё не знает. Я закрутился, даже весточку ей не послал. Она же прячется у подружки, носу из квартиры не кажет. Ох, чёрт. Гоблинка и так на меня злая, что Димка Найдёнов её обманул, бедным студентом прикидывался. А теперь вообще взбесится. Ещё этим же фотиком и стукнет.
Шлёпнулся я на лавку с фотоаппаратом в руках. Тут у меня под задницей как пискнет. Будто крысу придавил.
Подскочил я, а из-под лавки мелкий гоблин выскочил и к двери метнулся. Быстро так, но я быстрее. Прыгнул вслед за ним, в спину толкнул. Гоблин кувырком покатился, башкой в косяк врезался.
Только я подскочил, гоблин между ног у меня прошмыгнул, заметался по комнате. Я его в угол загнал, говорю:
— Стой, дурила, не обижу!
Не слушает, глазищи со страху вытаращил, весь в панике. Ухватил с полки подсвечник, махнул как дубиной. По руке мне угодил. Не успел я моргнуть, а у меня ладонь располосована до крови. Как это?! Подсвечник же круглый, чем там резать?
Тут мне плечо, где печать, так и скрутило. На пол, между мной и гоблином, спрыгнул кот Талисман. Зашипел жутко, лапой махнул — когти так и сверкнули синим. Гоблин мелкий к стенке прижался, на котика смотрит и орёт дурью. Ну как орёт — пытается. Рот разевает, а из глотки только сипение выходит. Видать, от испуга.
Он что, Талисмана видит?
А котик подсвечник из руки гоблина выбил лапой. Подсвечник упал и под ноги мне откатился. Талисман на него лапой встал и мяукнул. Я глянул — по нему искры синие пробежали. Изменился подсвечник, смялся как пластилиновый. Смотрю, ножик это. Видно, его магией, как это гобы умеют, замаскировали.
Наклонился я, взял нож в руки. И застыл. Руку свело судорогой, перед глазами возникла живая картинка.
Увидел я комнатку, что снимал у семьи гобов. По комнате ходят полицейские, что-то ищут. Открывают дверцы шкафа, заглядывают в сундук. Все огромные, головы под потолок, голоса гудят басами. Вот кто-то оборачивается ко мне, наклоняется, я вижу его близко. Что-то говорит. В ответ слышу голос — внутри себя. Тихое «мяу». Это я — котёнок Талисман. Это не люди огромные — это я маленький.
А тот, что наклонился ко мне, протягивает руку. Широкая ладонь заслоняет свет, сжимается. Сверкает сталь. Нож падает сверху, прямо в глаза. Жуткая боль, вспышка синей молнии. Меня скручивает жгутом вокруг этой молнии, и всё исчезает.
Я вздрогнул и выронил нож.
Лицо убийцы стоит перед глазами так чётко, будто убили меня. Я знаю, кто это. Его фотоаппарат лежит на лавке, его нож валяется под моими ногами. И теперь я должен сказать его дочери, что отец её мёртв.
Глава 10
Уф-ф. Кажется, я не дышал всё это время. Дух перевёл, смотрю: гоб мелкий сидит у стенки, от страха трясётся. Над ним мой котик Талисман стоит. Хвостом бьёт из стороны в сторону — злится. Гоблин мне в лицо посмотрел, аж взвизгнул.
— Дяденька эльв, не убивайте меня! — пищит. — Не надо! Микки хороший гоб! Микки не виноват!
— Какой я тебе эльв, придурок, — рычу. — А ну говори, почему моего кота видишь?
— Дяденька эльв, Микки всё видит. У Микки дар. Микки никому не скажет, что вы в человеке прячетесь. Пожалуйста, не убивайте меня!
Ну ничего себе. Малец-то, похоже, припадочный. Видит он... Это он, небось, полукровку видит в Димке Найдёнове.
А мелкий пищит:
— Отпустите меня, благородный эльв! Не жгите Микки душу, у Микки плохая душа, мелкая...
Не понял, — жгите или жрите? Ничего себе, хорошенькая репутация у местных эльфов. То есть эльвов.
Ухватил я мелкого гоба за плечо. Малец тощий, лапки прямо лягушачьи. Рычу ему в лицо:
— Никому не скажешь? Конечно, не скажешь!
Такая во мне злость поднялась на всех гобов, словами не передать. Все они хороши, котиков жрут, гады. И этот, небось, такой же.
А котик мой, Талисман, мявкнул, и мне на плечо вскочил. Тут мне руку от пальцев до спины как тыщей вольт пробило. Пальцы к плечу Микки так и прилипли — будто на морозе железку лизнул. А гоб Микки прозрачным сделался. Всё мне про него ясно стало. Сирота, мамаша сбежала в другой город с богатым гобом, а тот её пришиб из ревности. Папаша помер — по пьяному делу на улице замёрз. Сам живёт при общине, подай-принеси, из жалости. Про дар никому не сказал — боится...
Малец взвизгнул, задёргался. Я руку разжал, смотрю — пальцы целы. Что это было?
— Дяденька эльв, зачем печать ставить? — хнычет малец. — Я и так никому... чтоб мне провалиться! Чтоб мне жареной крысятины в жизни больше не пробовать!
— Зачем печать ставить?.. — о чём это он?
Чего? Что я сделал-то?
— Печать на верность, — Микки рубашонку задрал, повернулся. — Что я теперь старейшинам скажу? Господин Шмитт заругает!
Да блин блинский! Гляжу, а у мальчонки на плече, где я его ухватил, пятно овальное — как отпечаток пальца. На синяк похожее, но не синяк. Цветом как чернила, ободок аж горит синевой. Это что, я сделал? Как?
Но виду я не показал, что удивился. Ладно. С гадом-убийцей и его дочкой я после разберусь. Сперва дело. Говорю:
— Старейшина Шмитт ничего не скажет — он в тюрьме. Нечего тут мне причитать. Дело у меня государево, так что никакой жалости. Понял?
Закивал малец, аж уши захлопали.
— Да, благородный эльв! Микки для вас что хочешь сделает. Только не убивайте, когда нужда пройдёт! Микки хороший, честный гоб!
— Посмотрим, — говорю, — на твоё поведение. Скажи — тайники найти можешь? Есть они здесь?
Поморгал Микки, говорит:
— А вам какие надо, благородный эльв? Те, которые старые, новые, опасные?
— Что за опасные?
Микки носом шмыгнул, пальцем тыкнул:
— Вон там если пойти, доска провалится. Кто не знает, ноги переломает.
— Старые?
— Это когда дом строили, дяденька эльв. В подвале по углам трупы замуровали, зверей всяких. Кошек, собак, крыс, мышей. Чтоб дом охраняли.
— А новые?
Микки на полу