часов я так привыкла к тому, что меня называют разными именами, что желание поправлять Прокопия Кузьмича у меня пропало. Тем более что я по опыту знала: новое знакомство долго не продлится.
– А это – наш местный Иосиф Кобзон, – с гордостью представил мне своего знакомого Черенков. – Баламжи Гантумерович Шагдыров, в простонародье именуемый Таёжным лаптем. Певец от Бога и создатель гимна Красных концов.
– У вас ещё и гимн есть? – не удержалась я от восклицания, настолько удивительной показалась мне эта новость. Хотя пора бы уж мне перестать удивляться!
– А ты как думала? Раз наше село размерами поменьше столицы, значит, у нас и своего гимна быть не может? – вступил со мной в спор Прокопий Кузьмич.
– Да я не о том, – начала оправдываться я. – Гимн может быть не только у больших городов! Это естественно. Просто я не ожидала…
Но закончить фразу мне не довелось.
– Да уж, барышня, извольте с нами считаться! Чем мы хуже столичных жителей? К вашему сведению, нам тоже дозволено иметь своего музыкального кумира! – продолжал вгонять меня в краску Прокопий Кузьмич.
– Что ж, очень рада за вас! И пожалуй, была бы просто счастлива, если бы ваш артист сейчас сыграл нам что-нибудь из своего репертуара, – сказала я, полагая, что это предложение придётся по нраву не только Прокопию Кузьмичу, но и самому местному музыкальному таланту, который во время всего нашего разговора и бровью не повёл, словно речь шла не о нём.
– Да уж, Баламчик, будь добр, изобрази что-нибудь для нашей приезжей гостьи! – стал уговаривать музыканта Прокопий Кузьмич.
И хотя в глубине души я надеялась, что господин артист откажется петь, сделав выбор в пользу халявной еды и выпивки, но надежды на это было мало. Ведь иначе зачем же этот товарищ притащил с собой инструмент? Явно не для того, чтобы использовать его в качестве трости или чёток, когда руки некуда деть! И мои опасения оправдались. Таёжный лапоть отложил в сторону вилку и вытер свои руки о полы ватника, после чего сел поудобнее и взял в руки смычок.
– Простите, а как называется ваш инструмент? – решила уточнить я, чтобы хоть немного оттянуть неизбежное.
– Хур, – спокойно пояснил местный музыкант, придвигая инструмент к себе ближе, но не беря его на колени, а так и оставив стоять на полу.
Затем Таёжный лапоть начал играть, а я зажмурилась. По дому разлились странные звуки, который издавал хур, и я приготовилась услышать вокальную композицию, которую этот человек станет производить своим голосом, чередуя высокие ноты с очень высокими. Но неожиданно Баламчик запел обычным голосом, которым мог бы петь любой русский мужик.
Давай, сердечный, выпьем, что ли,
По чарке водке мы с тобой.
За что? За время золотое.
Да только не маши рукой.
Ну что же, что прошло то время?
Ну и прошло себе. И пусть.
Ведь серебро, по разуменью,
Металл не пять рублей на фунт.
И бронза – тоже благородно.
Придётся выпить нам с тобой.
На этот раз хоть за здоровье!
За удовольствие судьбой!
Самым удивительным в этом пении было то, что оно прекрасно сочеталось со звуками, издаваемыми этим необычным струнным инструментом, которым так умело владел местный музыкант. Была в этом исполнении какая-то залихватская удаль и в то же время пронзительная тонкость, которая брала за душу.
– Надо же! – непроизвольно произнесла я. – Не думала услышать такое проникновенное исполнение! Вам, господин музыкант, с таким талантом впору на большой сцене выступать!
– А я что говорил! – оживлённо проговорил Прокопий Кузьмич. – Знал, что пение нашего тенора любого за душу возьмёт!
И хотя голос Таёжного лаптя никак нельзя было отнести к тенору, поправлять Прокопия Кузьмича я не стала. Какая, собственно, разница, если человек по-настоящему талантлив? Правда, к этому времени я была уже не совсем уверена в том, что благоприятному восприятию творчества местного музыканта способствовали только его талант и вокальные данные. Скорее всего, количество наливки, выпитой мной за этот день, уже превысило предельный уровень, сделав меня неспособной критически воспринимать действительность. И теперь всё стало казаться мне душевным и привлекательным.
– Так это и был гимн, о котором Вы только что рассказывали? – решила уточнить я у Прокопия Кузьмича, так как задавать этот вопрос самому исполнителю я не сочла удобным, так как гений музыки усердно набивал свой желудок, уплетая за обе щёки, и говорить в таком состоянии, вероятнее всего, не мог.
– Что ты! – замахал руками хозяин дома. – Гимн просто так не исполняется! Для этого нужен особый настрой. Чай, сама по телевизору видала, как это происходит! Все встают, снимают шапки и поют дружными голосами так, что сердце заходится!
– Ну, я просто так спросила, – смущённо сказала я, стараясь сгладить неловкую ситуацию.
– Но ты не переживай! Гимн наш ты непременно услышишь! Вот Василий приедет, вместе с ним и споём!
– Но это совсем необязательно, – попыталась я дать обратный ход.
– Необязательно для тех, у кого нет своего гимна! Зачем им исполнять чужой, коли в этом нет необходимости? А в нашем селе ни один праздник без этого не обходится! – поведал мне Прокопий Кузьмич.
– Так сегодня вроде нет никакого праздника, – сказала я, мысленно припоминая, какой сегодня день, но отчего-то в моей голове был полный сумбур.
– Как нет никакого праздника? – обиженно проговорил Прокопий Кузьмич. – Щас проверим! – добавил он, поднимаясь из-за стола.
После этого он вышел из комнаты, но скоро вернулся с отрывным календарём в руках.
– Так, посмотрим, – задумчиво произнёс Черенков, подслеповато глядя на мелкий шрифт, которым была напечатана информация на календарном листке. – Какое у нас сегодня? Кто-нибудь помнит?
Тут Прокопий Кузьмич внимательно посмотрел на нас, ожидая подсказки, но все промолчали. Капитолина, как всегда, пребывала в своём воображаемом мире. Таёжный лапоть старательно поглощал пищу, не слушая никого и ничего, а я просто забыла, какое сегодня число.
Не получив необходимой поддержки, Черенков сам принялся листать календарь. И поскольку это заняло у него определённое время, можно было сделать вывод о том, что листки календаря отрывают здесь не каждый день.
– Кажется, сегодня восемнадцатое. Или двадцатое? – начал рассуждать вслух Прокопий Кузьмич. – Так, день космических войск уже был. Всемирный день почты тоже. День рождения Винни-Пуха. Ха! Надо же! Они бы ещё день рождения Пятачка устроили! И после этого они считают, что только русский человек ищет себе лишний повод выпить! – разговаривал сам с собой Прокопий Кузьмич. – Ага! Нашёл! День военного связиста! То, что надо! Самый настоящий русский праздник! Есть повод отметить и исполнить гимн.
И в этот
