терзавшие ее негодование и боль. Факт изнасилования и убийства другой женщины собственным отцом практически невозможно позабыть или принять. Не удалось этого и мне.
Я направляюсь к кофейному аппарату, по пути мысленно себя распекая. Разве недостаточно я потратила эмоций на этого человека за все годы?
Все, хватит! Пускай Деннис Хоган и покинул наш бренный мир, мой отец умер уже давным-давно.
Вопреки всем стараниям сосредоточиться на работе, звонок Майлза Дюпона основательно разбередил так и не зажившую рану. Даже если мне и удается отмахнуться от отца, мои мысли беспрестанно возвращаются к детству и, неизбежно, к матери — еще одной женщине, которой он причинил страдания.
Сьюзи Хоган была мне больше, чем мать. Она была моей лучшей подругой, моим героем. Когда Денниса Хогана отправили в тюрьму, а наш семейный дом изъяли за долги, местный совет переселил нас в спальный район в Харинги, где она меня единолично и вырастила. Достатком мы, разумеется, похвастаться не могли, но я знала, что меня любят. И мне страшно даже подумать, как могла бы сложиться моя жизнь без этой любви и незыблемой поддержки.
Слава богу, нам обеим удалось сбежать из той клоаки. Я поступила в университет, а мама в конце концов нашла себе достойного мужчину и вышла за него замуж.
Мне больно думать, что ей выпало лишь двенадцать счастливых лет с Иэном.
Несчастье произошло, когда я уже прикидывала, что бы такое подарить матери на шестидесятилетие. Однажды вечером на тротуар вылетела машина на скорости более шестидесяти километров в час и сбила ее. У несчастной попросту не было шансов. Водитель, напившийся в хлам, получил меньше трех лет — за то, что убил мою маму.
Я молилась бессчетное количество раз, чтобы эта сволочь встретила равным образом ужасный конец. Естественно, меня так и не услышали, и теперь он живет себе поживает в аккуратном домике в пригороде, вместе с женой и детьми. Ну и где же пресловутая неминуемая расплата за преступление?
Из-за разговора с чертовым риелтором теперь меня гложут скорбь и гнев. Судить пока рано, конечно же, но приятного в сиротской жизни определенно мало. Как, коли на то пошло, и в журналистской: мой сегодняшний рабочий день завершается точно так же, как и любой другой — лихорадочной спешкой сдать статью профильному редактору, по окончании которой следует коллективный вздох облегчения.
Подавляющая часть завтрашних публикаций — вовсе не новости, а комментарии и мнения, подаваемые под видом новостей. Все те же самые люди купят экземпляр «Дейли стандарт», изучат наши труды и удовлетворятся, что освещение событий полностью отвечает их собственному мировосприятию. И затем газета отправится в мусор — но к тому моменту мы уже будем полным ходом стряпать чтиво на следующий день. И цикл этот будет неизменно продолжаться и продолжаться, потому что никому изменения даром не нужны.
Когда же я наконец-то покидаю редакцию, голова моя готова лопнуть. Если сперва не разорвется сердце.
Мне нужно выпить.
7
Путешествие из Килберна до квартиры покойного отца в Чизике служит суровым напоминанием, почему я избегаю поездок на машине по Лондону в утренние часы пик. Десять километров ада под аккомпанемент неистовых гудков и мат мотоциклистов. Стояние в пробках отвратительно само по себе, а поскольку к нему меня фактически вынудили шантажом, я с удвоенным рвением присоединяюсь к традиционным конкурсам на самый пронзительный гудок и самую забористую ругань.
Единственный позитив пока исходит от солнца, жизнеутверждающе пробивающегося сквозь утреннюю дымку.
Но вот я уже ползу по Чизик-Хай-Роуд. Навигатор успокаивает, что осталось совсем немного. Череда магазинов за окном вряд ли в полной мере отражает финансовое благополучие местных жителей. Частных пекарен меньше, нежели я ожидала, но все равно Килборн в этом плане уступает.
Звучит распоряжение свернуть направо, и пробка наконец-то остается позади. Затем поворот налево, пятьдесят метров прямо и снова правый поворот. Я оказываюсь на обсаженном деревьями бульваре, где, по-видимому, и располагается «Малберри-корт». Навигатор действительно возвещает о конце поездки, и я паркуюсь у тротуара.
На слащавое название я не повелась и ожидала, что «Малберри-корт» окажется мрачной многоэтажкой с приличествующим архитектурным обаянием старинной психушки. За калиткой из кованого железа, однако, моему взору предстает величественное строение в эдвардианском стиле.
Прямо за мной останавливается белый «мерседес», и из него выходит мужчина в костюме. Буквально все в его облике кричит, что он является представителем гордого племени риелторов. Мужчина подходит к моей машине, и я опускаю стекло.
— Мисс Хоган?
Я узнаю голос, и физиономия моего вчерашнего собеседника просит о пощечине еще даже больше, чем мне рисовало воображение — вытянутая, пронырливая и увенчанная прилизанными волосами.
— Ага, — киваю я и выбираюсь наружу.
У Майлза Дюпона хватает наглости пожать мне руку и поблагодарить за приезд. Как будто у меня был выбор.
— Я открою вам квартиру и оставлю вас. А когда закончите, просто позвоните.
Утешение слабое, но, по крайней мере, не придется терпеть его гнусную рожу.
— Договорились.
— Пойдемте?
Он прикасается к ящичку на калитке, и та чинно распахивается. Через широкий мощеный двор мы проходим ко входным дверям, внушительностью не уступающим двору.
— Квартира вашего отца на первом этаже.
В ответ я ухитряюсь одновременно кивнуть и пожать плечами.
Пока Майлз перебирает связку ключей, бегло осматриваю «Малберри-корт». При переоборудовании здания под жилье денег явно не пожалели. Начиная от декоративных арок над окнами и заканчивая латунной дверной фурнитурой, все указывает на кропотливую реставрацию с целью сохранения первозданного вида. Единственное очевидное исключение — камеры слежения над калиткой и входными дверями.
— За сколько же здесь сдаются квартиры? — невольно озвучиваю я возникший в голове вопрос.
— Три тысячи в месяц.
— Боже! Почему так дорого?
— Прежде всего, из-за месторасположения, плюс площадь и качество жилья. Кроме того, как вы убедитесь, застройщик потратил целое состояние на обеспечение безопасности, и за душевное спокойствие тоже надо платить. К сожалению, места вроде этого обещают внушительную прибыль взломщикам, но «Малберри-корт» охраняется по последнему слову техники.
Риелтор открывает дверь в вестибюль, высокими потолками и изящным кафелем на полу всецело отвечающий облику строения. Сравнение с безликой коробкой, что я называю домом, вызывает зависть.
Майлз выбирает следующий ключ и отпирает квартиру. Коридор тут же оглашается пронзительным пиканьем.
— Подождите, сейчас отключу сигнализацию.
Писк прекращается, и я захожу в холл метров шести длиной. Кафель сменяется полированным паркетом.
— Мой коллега собрал вещи вашего отца и перенес в главную спальню.
Мужчина ведет меня в спальню больше, чем вся моя квартира.
— Ничего себе хоромы! — ахаю я.
— Да,
