ресторан, и Лавр Афанасьевич заказал Семёнычу коньяк, а его дочка – чаю.
– Вы, должно быть, по делам путешествуете? – спросил Лавр Афанасьевич.
– По торговым делам еду, – ответил купец.
– А мы вот по рекомендации доктора. С дыханием проблемы у Леночки, вот он и говорит: больше свежего воздуха нужно. А где ж его взять, как не на матушке Волге?
– Тут Вы правы, воздуха здесь хоть отбавляй. Но если дочка у Вас заболела, нужно разным докторам показать. Что это за лечение такое, воздухом? Вы уверены, что это – дипломированный доктор, а не шарлатан какой?!
– Э…Гм… Да, – ответил седой таможенник, сбитый с толку таким напором Николая Харитоновича.
Когда официант принёс коньяк, отец Леночки продолжил беседу:
– В любом долгом путешествии важно найти себе занятие, иначе от пустопорожнего проведения времени настроение портится.
– В этом Вы правы, – пробормотал Николай Харитонович, – наблюдая за здоровенным рыжим парнем, одиноко сидящим через два стола от них, перед ним стояло около десятка пустых рюмок из-под водки.
– Официант, повторите! – крикнул парень.
Семёныч с шаром кудрей поверх головы быстро подошёл и ласково спросил парня:
– Сию минуту, но, может быть, Вы эту минутку проветритесь на палубе, разомнете ноги?
«Разумное предложение», – подумал Демьянов, но парень не внял ему.
– Это ещё зачем? – непонимающе уставился он на официанта.
– Посмотреть красоты, а то я смотрю, Вы всё сидите и сидите в ресторане, так всё и пропустите.
– Ничего Вы не понимаете, я как раз сижу, вспоминаю и оплакиваю красоты. Несите уже водку!
Семёныч ретировался в буфет за новой рюмкой. А Лавр Афанасьевич спросил Демьянова:
– Вот Вы как любите время коротать? Когда скучно и настроение плохое? Я люблю хорошую компанию, хороший коньяк.
– Знаете, Лавр Афанасьевич, – ответил Николай Харитонович, задумавшись, – мне кое-что нужно обдумать, извините. И спасибо за коньяк, следующий раз я угощаю.
Он поднялся и пошёл прочь на глазах разочарованного собеседника.
Этьен
Этьен Васильковский, грустил. Увидит ли он снова эти волшебные солнечные бухты Италии, или отец больше не даст ему денег? Перед отъездом из Италии чем только не пришлось заниматься из-за отсутствия денег? Живопись была для него скорее хобби, чем профессия. Да, и что греха таить: успехов в творчестве, в отличие от успехов в растрате отцовских капиталов, Васильковский пока не достиг. Одно время он думал, что виной всему его имя Василий. Василий Васильковский – ужасно, не правда ли? В то время, как знаменитые художники звались Карл Брюллов или же Алексей Венецианов. Слышишь имя и сразу понимаешь – великий мастер. Поэтому Василий сменил имя на Этьен, так звали старого гувернера в имении отца. Этьен Васильковский вздохнул, может, нужно было другое имя выбрать, или даже фамилию поменять? Например, Василий Сицилианов? Он заказал ещё водки и стал размышлять об Ольге. Хоть что-то хорошее есть на родине. Конечно, он солгал ей про красивый профиль, чтобы польстить. Лицо у девушки было по славянски круглое и немного курносое – ничего необычного. А вот фигуру под платьем своим намётанным взглядом художника он оценил высоко. Её тело с натуры Этьен написал бы с удовольствием, а может, и не только написал…
– Я вижу, Вы скучаете, молодой человек? – к нему подсел седой благообразный господин.
– Вы не правы, – Этьен опорожнил принесённую Семёнычем рюмку. – Я грущу.
– Грустите? О чём, позвольте спросить? Наверное, о любви, о чём ещё можно грустить в Вашем возрасте! Как её зовут?
– Италия, – ответил художник.
– Похоже на страну, – заметил Лавр Афанасьевич.
– Страна и есть. А Вы что же оставили жену, она скучает за столом?
– Это не жена, а моя дочь, Елена. И скучаю я, а не она.
– По кому же Вы скучаете?
– Не по кому, а почему?
– И почему же? – спросил Этьен, которого начинало клонить в сон.
– Нечем развлечься в таком долгом путешествии. Не хотите ещё рюмочку? – участливо спросил Лавр Афанасьевич.
– Не уверен. Кажется, мне уже хватит, – пробормотал Этьен, наблюдая за дочкой седого господина, – а она у Вас красавица.
– Вы правы, – согласился Лавр Афанасьевич. – Не хотите ли перекинуться в картишки? У нас в каюте очень удобно.
– А Ваша дочка с нами пойдёт? – несколько оживился Этьен.
– Конечно, как мы её можем оставить!
– Тогда идёмте, – Этьен выложил на стол два рубля, а затем, покачнувшись, поднялся на ноги. Ведите!
Лавр Афанасьевич сделал знак Елене, и троица вышла на палубу. Елена и Этьен шли впереди, Лавр Афанасьевич был замыкающим. Художник глотнул воздуха, но голова продолжала затуманиваться, а ноги слабеть, и когда корабль слегка накренился, Васильковский не удержался и завалился в сторону от борта прямо на Елену, прижав девушку к стене. Инстинктивно он обхватил её своими огромными руками, чтобы не упасть. Неизвестно, что подумала в тот момент Елена, но от неожиданности, что Этьен схватил её, она испуганно вскрикнула.
Со стула, стоявшего на палубе, вскочил, дремавший с газетой в руках, князь Кобылин.
– Что Вы себе позволяете! – вскричал он. – Да, Вы пьяны! Отпустите сейчас же девушку!
Отработанный годами приказной тон подействовал на Этьена, как гипноз. Он тут же отпустил Елену, выпрямился и снова покачнулся.
– Да, я немного выпил, но это не причина, какому-то…какому…кому…кому-то…делать мне выговор, – возразил Васильковский, периодически теряя мысль.
– Убирайтесь, пока я не вышвырнул Вас охладиться за борт, – громко заявил полковник в отставке.
Вокруг стали собираться любопытные пассажиры первого и второго класса. Лавр Афанасьевич начал протискиваться между Этьеном и Еленой, чтобы погасить конфликт и увести пьяного художника в свою каюту, однако, Этьен грозно упёр руки в боки, не оставив ему пространства.
– Вы…Вы что же, хотите драться? – язык Васильковского заплетался.
– Если будет нужно! Идите проспитесь, больше повторять не буду!
Васильковский был не робкого десятка, мог и подраться, что иногда и делал, будучи в Италии или на Сицилии. Но совсем крошечным, незатуманенным остатком сознания он понимал, что сейчас ему и без потасовки будет сложно удержаться на ногах. Поэтому он повернулся и молча пошёл искать свою кровать, которая ему была сейчас крайне необходима.
– Вот как нужно учить этих молодых наглецов! – победоносно заявил Кобылин Лавру Афанасьевичу, который с тоской наблюдал, как удаляется его покачивающаяся добыча.
– Эх, сорвалась партия, – вырвалось у него.
– Какая партия? – с неожиданным интересом спросил князь.
– Картежная, – повернулся к нему Лавр Афанасьевич.
– Так давайте я составлю Вам компанию! Хоть как-то развеем скуку!
Иван
Трегубов заранее вышел из каюты на палубу и не пожалел об этом: село Кимра расположилось на живописном левом берегу Волги. Вид был захватывающим, особенно
