лица, должно быть, выдало моё мнение по этому поводу.
— Да боже ж ты мой, я просто шучу. — Даже сейчас она может вызвать у меня улыбку. — Я открыта для предложений. Как звали твоего отца?
— Теодор. А твоего — Дэвид.
Она кивнула.
— Поразительно, как я могу скучать по кому-то, кого почти не знала. Но я правда по нему скучаю, как и по всем, кого потеряла. Мне сегодня снилась мама, и сон был очень реалистичным.
В те редкие минуты, когда я позволял себе задремать, мне тоже снились родители.
— Как думаешь, почему она?
Возможно, Дурак таким образом шлёт Эви послания. Его силы тоже должны были возрасти.
Я не понимал связи, сформировавшейся между ними, и, возможно, никогда не пойму, потому что сам Дурак остаётся для меня загадкой.
Эви пожала плечами.
— Потому что сейчас она могла бы стать бабушкой? Она была бы счастлива. — Улыбка Эви казалась и радостной, и грустной одновременно, эмоции отражались в её глазах. Но затем Эви нахмурилась. — А вот моя бабушка бы не обрадовалась.
— Нет, не обрадовалась бы.
Её бабушка, Тарасова, подтвердила мои подозрения, что эта игра будет не такой, как предыдущие. Но что именно изменится, она не знала. Лишь одно ей было известно наверняка: победителем станет только один.
— Давай тогда не будем усложнять жизнь и назовём его Теодором Дэвидом Грином Доминия? А прозвище останется.
— По-моему, это превосходное решение.
Она погладила живот, обращаясь к сыну:
— Кто против, пусть скажет сейчас или молчит вечно. — Она наклонила голову. — Возражений нет? Тогда решено.
У меня в груди разлилось тепло. Мы только что дали имя нашему сыну — ещё одна веха жизни, которую я и не надеялся пройти.
Мы с Эви обменялись улыбками. Я хотел продолжить разговор, но она отвернулась и начала собирать травы.
— Как насчёт киша на завтрак?
— Звучит неплохо.
Звучит смело. Готовила Эви… необычно. На прошлой неделе она использовала свой дар Императрицы, чтобы смешать специи, и аромат получился восхитительный. Но яичница у неё сгорела. Поэтому с тех пор мы готовим вместе, и результат того стоит.
Она срезала тимьян с задумчивым видом. До всей этой истории с Повешенным она охотно делилась своими мыслями. Теперь же держит их при себе.
Печально, но я могу её понять.
— О чём задумалась?
— О прошлых играх. Я прочитала свои хроники, но у меня всё ещё остались пробелы. Я бы хотела вспомнить больше.
Возможно, она не вспоминает, потому что не готова узнать правду. Я перестал давить на неё. Повешенный научил меня одному: прошлое должно оставаться в прошлом.
По крайней мере, в случае Эви. Из встреч с другими Арканами я извлёк болезненные уроки и не должен их забывать.
— Например?
— Как умерла Цирцея в той игре, когда ты спас её от меня?
— Злоба убила её своей кислотой. — Меня там не было, но я видел, что стало с телом. — Проклятье Жрицы в том, что рано или поздно она должна выйти на сушу. И её выход означает, что финал уже близко.
Мы не слышали о ней с тех пор, как покинули Джубили. Возможно, она ещё несколько месяцев будет набираться сил, чтобы выйти на поверхность.
— Надеюсь, в этой игре она останется в своём храме.
— Я тоже.
Если мы сможем изменить игру. В противном случае Жрице, как и мне, и всем остальным, придётся погибнуть, чтобы Эви и наш сын выжили.
А я всё продолжаю цепляться за надежду найти выход. Но мы не нашли ответа ни в одних хрониках, до которых мне удалось добраться. Возможно, что-то найдётся в хрониках Умеренности.
— Почему Рихтер не представлял такой угрозы в прошлых играх?
Я подошёл к ней, чтобы забрать корзину, в которую Эви складывала травы.
— Его устраняли прежде, чем его сила достигала такого уровня.
— И что нам делать теперь?
«То, что придётся», — подумал я, но вслух ответил уклончиво:
— Рихтер использует большую часть своего резерва для обороны. Если мы ударим по нему достаточно сильно, то даже его адское пламя затухнет. Тогда он станет обычным человеком.
Две игры назад я пытал его, когда он был в таком состоянии. Я мстил за жену.
— А Зара? Ты как-то говорил мне, что если она вооружится всей удачей, стекающей к ней, то мы пропали.
Эви спрашивала, будут ли скоро все шансы в пользу Зары. Я ответил честно: «Не шансы, а итоги. У нас не будет ни шанса».
Сухим тоном я произнёс:
— Будем надеяться, что Фортуна ещё не вошла в полную силу.
Её дар управлять удачей делает её одной из самых опасных игроков. Если не самым.
— Я серьёзно, Арик.
— Я победил её в прошлой игре. Мои доспехи позволили мне выдержать все её атаки. — Моя несокрушимая броня. — Мне повезло встретить её на раннем этапе игры, но я забрал её символ себе.
Ох, сколько мыслей отразилось в глазах Эви.
— И собираешься сделать это снова?
— Я собираюсь защитить свою семью. Я остановлю её.
Нахмурившись, Эви отпрянула от меня и пошла за клубникой. Стоило ей склониться над кустиками, как пуговица на её рубашке расстегнулась, обнажая волнительную ложбинку.
Отвернись!
Но когда я оторвал взгляд от манящего зрелища, то обнаружил, что моя жена точно так же жадно смотрит на меня.
Я уронил корзину.
— Sievā.
Один удар сердца — и мои губы накрыли её.
Она вцепилась в меня и застонала, когда наши языки переплелись. Афродита во плоти — всё в ней божественно. С ней даже бессмертный может попасть в рай.
С очередным стоном она утонула в нашем поцелуе. Я усадил её на наш любимый столик, и воздух вокруг неё наполнил землистый запах, смешавшись со всеми травяными ароматами в оранжерее.
Богиня.
Она выманила меня из могилы, вернула к жизни. Её ноги раздвинулись, и я встал между ними. Наши тела идеально подходили друг к другу.
Мои дрожащие руки скользнули на её бёдра. Эти женственные изгибы вызвали у меня стон.
Надо быть нежнее с ней. Нежнее!
Проклиная свою растущую силу, я спустился с поцелуями к её шее, а затем прижался лицом к её груди. Она закричала, запрокинув голову. Запах её волос сводил меня с ума, мысли плавали.
Когда я уже был уверен, что она сдалась, Эви пробормотала:
— Стой. — Она отстранилась. — Я… я не могу.
Мой голос прозвучал хрипло и резко:
— Я знаю о твоих чувствах к Джеку. Мне всё равно.
Она замотала головой.
— Прости. Я пока не готова.
Мне каким-то образом удалось оторваться от её манящего тепла.
— Пока? Значит, у
