одним из действующих лиц в этом кошмаре — как и во всех последующих, — был человек, лица которого она не видела, но у которого были синие волосы, гладко зачёсанные назад.
Чем дальше, тем страшнее ей становилось. Иногда до такой степени, что в животе заворачивался ледяной узел. Вникая даже в такие немногочисленные подробности чуждой жизни, она яснее начинала сознавать, что на самом деле ей никогда не понять очень многих вещей. Неприязнь к Вэйхэ не исчезала, напротив, усиливалась с каждым днём. Анне не нравился их запах, не нравился до того, что голова кружилась, но выдать это она боялась. Порой она малодушно мечтала о том, что всё это не взаправду и не с нею; и однажды окажется, что она просто окончательно сошла с ума и бредит. Правда, бред был до того реален, что чем чёрт не шутит, мог и на самом деле летально завершиться для неё. Анна, как всякий образованный человек, слышала о том, что способно сотворить самовнушение. А ещё её пугало, что сами мысли об этом, скорее всего, доказывали, что это не бред.
Одежда, которую дали Анне, была серая, безликая, но вполне удобная; температура на корабле была комфортная — Анна вообще её не ощущала, не прохладно и не жарко, как раз то, что надо. Еда тоже была никакая, но и голода Анна не чувствовала — три раза в день съедала то, что ей приносил Зак, и запивала какой-то почти безвкусной, но не неприятной жидкостью, благополучно забывая о пропитании на всё остальное время. Любопытство подначивало её исследовать пространство, ну, и мысли по поводу того, что это всё-таки розыгрыш или эксперимент, не отпускали; и она сначала осторожно, а потом всё смелее начала бродить по коридорам корабля. Её никто не останавливал, никто не спрашивал ни о чём; Вэйхэ при виде неё сторонились, но никак больше не реагировали на её присутствие. Зак иногда сопровождал её и объяснял, что она просила, но чаще она бродила одна. Она уже знала, что ни бластеров, ни прочей пуляющейся огнём и плазмой хрени у инопланетян на корабле не было — био и нано поверхности были слишком уязвимы, и рисковать повредить их в гиперпространстве мог только полный идиот либо самоубийца. Люди, по словам Зака, вернулись к холодному оружию, а гуманоиды, слишком слабые физически, пользовались различными парализаторами и шокерами. Между прочим, гуманоиды боялись людей — Анна заметила, как они сторонятся её, и спросила у Зака, почему, а он ответил, что люди настолько физически сильнее гуманоидов, что даже десятилетний ребёнок способен сломать кости взрослому Вэйхэ, не особенно напрягаясь при этом.
— Но мы же вроде бы не враги? — Удивилась Анна. Зак пожал плечами:
— Инстинкт. Ты же задерживаешь дыхание, проходя мимо них, хотя на корабле идеальная вентиляция, и мы друг друга почти не чувствуем.
Анна почувствовала, как запылали щёки. Она по-прежнему стыдилась своей брезгливости в адрес Вэйхэ; прежде, когда она увлекалась фантастикой, и представляла себе инопланетян то похожими на людей, то наоборот, насекомыми какими-нибудь разумными, или там, ящерами, о запахе и отвращении как-то не думала. Это было как-то несправедливо и, наверное, оскорбительно… Взаимно — её собственный запах был Вэйхэ так же противен. Кстати, оружия не было у Зака, и никто не предложил его ей. Анна не умела пользоваться ножом, как оружием, но это был бы жест доверия… Стало быть, ни ей, ни Заку здесь никто особенно не доверял. Наблюдая ещё, Анна начала замечать разные нюансы, которые трудно было даже точно сформулировать: мелочи, на которых базируется пресловутая женская интуиция, и которые большинству женщин говорят так же много, как самые конкретные факты — мужчинам. Конечно, она не была экспертом по этике и психологии гуманоидных отношений, но простое сравнение: как они обращаются друг к другу, как — к ней, как — к Заку, — уже давало пищу для размышлений. Выходило что-то неутешительное. Зака они просто презирали, не снисходя в общении с ним даже до тех крох вежливости, которых удостаивалась она сама. Зак же выражал всяческую почтительность даже при встрече с теми из них, кто, по наблюдениям Анны, занимал самое невысокое положение в иерархии корабля. Стремясь проверить свои выводы и страшась их правильности, Анна осторожно начала расспрашивать Зака, ху есть ху на корабле, и оказалось, что она абсолютно права: самый, с её точки зрения, высокопоставленный Вэйхэ оказался хозяином корабля и его капитаном; и так далее — ни одной осечки. Никогда ещё Анна не убеждалась в своей правоте таким нелестным для себя образом! Получалось, что Зак был самым распоследним аутсайдером корабля; и что ей с этим было делать? И кто тогда была она сама? Расспросы самого Зака тоже стали выявлять различные нестыковки, и его версия о грядущей войне, злобном мутанте, намеренном уничтожить род людской, и необходимости украсть у него корабль стала казаться какой-то неубедительной даже на неизощрённый взгляд Анны.
Едва эти мысли посетили её, как она затаилась. Страшно сделалось ужасно; когда она начинала думать о том, куда влипла, её даже подташнивало от безнадёжности: что она может? В данном, конкретном случае, что? Если её обманывают, — а выходило, что всё-таки обманывают! — то что она могла исправить, что изменить? Гордо отказаться участвовать в похищении? И что тогда будет с нею? Может, — думала она ещё с тоскливым ощущением катастрофы в сердце, — придётся всё-таки гордо сказать «нет», если получится, что её действия принесут кому-то вред. А ведь принесут! Тому, у кого они своруют корабль, уже точно… Если, конечно, и про корабль — не враньё.
Но, вроде бы, про корабль не было враньём — через несколько дней, когда Анна перестала бояться крипта и освоилась, её начали учить пользоваться терминалом связи. Временно Анна оставила свои страхи и подозрения, до того это было ей интересно. Во-первых, ей нравилось находиться в кресле: она с наслаждением любовалась космосом. Северное небо бедно красками; северные звёзды — просто мелкая блестящая пыль. Небо, которое привыкла видеть над собой Анна, было так же убого, как слова, которые приходили ей в голову, когда она думала о том, что видела теперь. Космос сиял, горел, и ослепительное сияние мрака звучало, словно хорал, ставя с ног на голову все прежние представления, завораживая, но и угнетая. Не только звёзды¸ но туманности, облака газа, какие-то странные пятна внутри облаков, иногда пугающе — конкретные, имеющие узнаваемые формы, своим совершенством пускающие мурашки по коже и холодок в грудь. Дня три Анна любовалась раковиной с
