Нику, и к моему удивлению девушка совсем не смутилась и не потерялась:
– Нет, я бы так не сказала.
– Значит, и настоящим автором он тоже не является? Верно?
– В данном контексте – нет, – так же спокойно ответила Ника.
– В данном контексте… – повторил я с ухмылкой и, отставив бокал с вином на полку, открыл книгу.
Тесса очень любила эти стихи. Она находила в них что-то неземное, космическое, что-то нереальное или попросту «не банальное», как она сама говорила.
– Не считайте меня, пожалуйста, какой-то лицемеркой, мистер Марбэт. Если вам нужна истинная честность, то я назвала вас настоящим писателем лишь в надежде растопить лед.
– Потешить мое эго, иначе говоря. – Я листал страницы в поисках одного конкретного стихотворения.
– Именно так.
– Значит, вы решили, что я этакий нарцисс с раздутым эго, каждое поглаживание которого может вызвать положительную реакцию с моей стороны, и тем самым даст вам возможность получить то, чего вы хотите.
– Надеюсь, я вас не обидела этим?
– Нет, но поселили сомнения в вашей компетентности.
– Признаюсь, мистер Марбэт, я совсем недавно в столице, и еще не научилась правилам здешнего общения авторов с прессой.
– Да что вы? А так и не скажешь. Не стоит расстраиваться, госпожа Томас, уверен, что с большинством тех авторов, которых вы нарекли «настоящими», ваш метод сработает.
– А вы, значит, не такой как все?
– Скорее, я просто не настоящий автор.
Я, наконец, нашел нужное стихотворение и быстро пробежался по нему глазами.
«Ночь за окном, дождь за окном,
И погасил я все свечи.
В мире моем, в доме моем
Дождь продолжается вечно.
Всё, что любил, всё, что ценил,
Я потерял в одночасье,
Но в мире теней вижу я дверь,
Там обрету снова счастье».
Мне вспомнилось, как мы поспорили с Тессой о смысле этих и последующих строк стихотворения. Я видел в них нечто мистическое, путь во тьму скорбящего человека, разочаровавшегося в своей жизни и отвернувшегося от света. Тесса же видела принятие смерти, а если точнее, то самоубийство как избавление от боли в надежде на встречу с теми, кто ушел из жизни ранее. Мы часто заводили такое споры. В шутку и в серьез. Но тот был первым, мы еще даже не думали о женитьбе. После бурной бессонной ночи в ее доме, освещенной лучами восходящего солнца, я нашел такую же книжицу и открыл ее именно на этом стихотворении. То был жаркий спор, обретший для меня новый смысл после смерти Тессы. И несмотря на то, что сам стих я помнил очень хорошо, мне хотелось перечитать его снова, чтобы, возможно, отыскать именно то, что видела между его строк Тесса. Однако, как не странно, за эти два года я не смог найти ту книгу в голубой обложке, единственный сборник стихотворений Лютера Анса. Вот уж действительно мистика, ведь Тесса ею так дорожила, что никогда бы никому не отдала и не подарила. Но куда тогда она могла подеваться?
– Для вас эти стихи что-то значат, я права? – вновь я услышал голос Ники, прорвавшийся сквозь пелену моих воспоминаний. – Вы не просто так сняли с полки именно эту книгу?
Я резко захлопнул сборник и поднял взгляд на женщину:
– Что вам нужно?
– Вы – популярный автор, я – журналист, думаю, всё и так ясно.
– Время для вопросов авторам уже закончилось. От вас я не услышал ни одного.
– Вы меня неправильно поняли, мистер Марбэт. Мне нужны не пара сухих ответов на скучные и банальные вопросы, чтобы тиснуть их в колонку. Мне нужно полноценное интервью.
– Вон оно как. Увидели здесь НАСТОЯЩЕГО АВТОРА, – я специально сделал акцент на данном словосочетании, как бы высмеивая его несуразность, – и посчитали, что это – ваш шанс выбиться на первую полосу своей газетенки?
– Не совсем, – Ника действительно держалась очень достойно и спокойно, моя резкость не выбила ее из равновесия и словно бы совсем не задела. – Я вынуждена признаться, что солгала вам, мистер Марбэт.
– Этому стоит удивляться?
– Редактор не посылал меня сюда. Я пришла из-за вас, и только. Я знала, что вы здесь будете.
– Чем заслужил такую честь?
– Вы мне интересны, мистер Марбэт. Не только как автор, а как человек. Успех пришел к вам с первой книги, и почти десять лет вы будоражите сердца и умы читателей по всему Конгломерату, однако никому и ничего не известно о вас самом. О вашем прошлом, например, о том, где вы жили в детстве и откуда приехали в Мистрейд. Вы сами, я уверена, ничуть не менее увлекательны, чем ваши книги…
– Ошибаетесь, – перебил я ее. – В моей жизни нет ничего такого, о чем стоило бы печатать в газете.
– Это мне решать.
– А наглости вам не занимать, мисс Томас.
– Это профессиональное.
– Понимаю. Ну что же… вырожусь иначе, чтобы вам было понятнее. В моей жизни нет ничего такого, о чем я хотел бы, чтобы вы или кто-то еще напечатал статью. Так яснее?
– И этой своей скрытностью вы только подогреваете интерес людей к вашей персоне.
– За этой скрытностью, как вы выражаетесь, не прячется ничего особенного, и это ни в коем случае не попытка набить себе цену или намек проявить упорство. Я не стараюсь казаться загадочным, мисс Томас, но моя жизнь – не захватывающее чтиво для общественности Конгломерата. Я писатель, и, если хотел бы рассказать о себе, написал бы автобиографию.
– Я вам не помешаю? – раздался голос миссис Риты Каранкет.
Думаю, что она обратила внимание на нашу бурную беседу и решила вмешаться. Миссис Каранкет всегда славилась репутацией защитника авторов. Устраивая подобные литературные встречи, она гарантировала писателем и поэтам, что неудобных вопросов не будет, о чем строго информировала прессу, и неустанно следила, чтобы подобные условия выполнялись.
– Ни в коем случае, – улыбнулся
