задавили всё-таки, нужно было забрать, проводить. Явилась, как только освободилась, и вот — предлагаю помощь да свои советы. Берёшь меня на переговоры, али нет?
И Лис кивнул:
«Беру!»
В голове мелькнуло тревожное: ох, не пожалеть бы… Но если Марена это и услышала, то не подала виду.
Глава пятая. Бери всё, что захочешь взять
Царь Ратибор не обманул — пришёл в назначенное место в срок, да ещё и при полном параде, будто на войну собрался.
Впрочем, избежать встречи ему не удалось бы — сказал же: «Приду». А дивьи люди никогда не лгут, могут только юлить и недоговаривать. Ложь, по их мнению, была уделом Нави и смертных — в особенности полукровок: таких, как Лис.
Ратибор явился с парой румяных белобрысых молодцев в форменных красных кафтанах царской дружины, будто бы опасался, что Лис может нарушить перемирие, которое испокон веков соблюдалось на Лысой горе. Один из молодцев вручил Лису выкрашенную в чёрный доску и кусочек мела, неприязненно пояснив:
— Царь велел передать: слышать он тебя не будет — восковые затычки в уши вставил, чтобы речам твоим гнусным колдовским не поддаваться. Но всё, что напишешь, так и быть, прочтёт.
— А сам-то ты не боишься моих речей? — фыркнул Лис, расправив плечи и вперив в воина насмешливый взгляд тёмных глаз. — Смотри, зачарую. Сам против царя пойдёшь, оружие на него подымешь.
Налетевший ветер взметнул его длинные чёрные волосы, а закатное пламя подсветило узкое лицо, играя алыми бликами на острых скулах.
Молодец опасливо отшатнулся, а потом ловким движением залепил уши и себе, с ухмылкой молвив:
— Что, съел, Кощеев сын?!
Ратибор же, поправив золотую пряжку на наборном поясе, сделал знак рукой, и второй молодец с поклоном подал Лису берестяную грамоту:
— Изволь подписать, царевич.
— Княжич, — поправил Лис, но его не услышали.
Он вздохнул и пробежался взглядом по округлым дивьим письменам: каждая буква была похожа на жирного воробья, сидящего на жёрдочке. В грамоте значилось, мол, так и так, я, Лютогор Кощеевич, не имею притязаний на Серебряный лес и по собственной воле отдаю его в дар Ратибору, правителю Дивьего царства, — в качестве извинений за деяния моего отца, Кощея Бессмертного. Вроде никаких подвохов, кривотолков. Только и никаких обязательств с той стороны.
— Не спеши, дружок, — посоветовала из-за плеча невидимая Рена.
— Сам знаю, — буркнул Лис себе по нос.
— Что-то не так, царевич? — молодец в красном кафтане сунул ему в руки стилос (в обычной переписке дивьи люди уже давно пользовались бумагой и чернилами, но для важных документов и писем по-прежнему предпочитали бересту).
— Может, сперва дела обсудим?
Лиса опять не услышали. Он отложил грамоту, взял мел, присел и, положив доску на колено, размашисто накорябал:
«Я подпишу. Но сперва хотелось бы некоторых ручательств от царя».
— Сперва лес, а потом я тебя выслушаю, — ласково улыбнулся Ратибор.
Голос у царя был зычный, привыкший отдавать команды. Спина прямая. Взгляд гордый. Вот уж точно: дуб стоеросовый.
«Лес — не дар, а услуга за услугу».
— Юноша, переговоры так не ведутся, — царь покачал головой, будто сокрушаясь неопытности собеседника. — Тебе от меня кое-что нужно. Так сделай шаг навстречу. А потом наступит мой черёд. В конце концов, это твой отец развязал войну, а я долгие годы оборонялся. И заслужил небольшую контрибуцию. Давай, докажи, что ты не пустолайка.
— Ох, не верю я этому патлатому, — протянула Марена. — Взгляд у него добренький, а морщинки у глаз злые, острые.
А Лис уже вскинулся, выпятив вперёд острый подбородок. Задело его это обращение: «пустолайка». Помнится, сестрицу Доброгневу дядька Ешэ так именовал за то, что та лает, но не кусает. Мол, только выглядит опасно, а дойдёт до драки — хвост подожмёт — и в кусты. Впрочем, со временем Доброгнева отрастила зубы. Да и Лис уже давно себя щеном бестолковым не считал. На войне-то все, хошь не хошь, клыкастыми становятся.
Ладно. Допустим, он отдаст Серебряный лес просто так. А дальше, коль поладят они с царём, всё случится как и задумывалось. А коль не поладят — наверняка быть войне, и лес можно будет назад отбить. А, была не была!
Кощеевич черкнул на бересте своё имя. Молодец из царской дружины передал грамоту Ратибору, и царь, усмехнувшись, спрятал её за отворот рукава своего парчового, шитого золотом кафтана. Потом поправил царский венец на лбу и молвил:
— Ну, а теперь говори, зачем звал, Лютогор!
Лис поморщился: как же он не любил это дурацкое имя, батюшкой данное. Впрочем, сейчас это было не важно. Он продолжил писать:
«Моя мать Василиса — смертная. Из Дивнозёрья была Кощеем насильно в Навь привезена и зачарована. Помоги расколдовать её».
Ратибор мотнул головой так, что льняные пряди плеснули по щекам.
— Да читал я, читал твои записки. Не знаю, что ты задумал, Лютогор, но моего кольца тебе не видать.
Лис почувствовал, как от гнева потемнело в глазах, но быстро взял себя в руки и принялся, яростно постукивая, вычерчивать новое послание:
«Сверх леса отдам изумрудные копи в Змеевых горах».
— Нет, — он сдвинул рыжеватые кустистые брови к переносице.
«Хрустальные тоже. Для ведьм и чародеев хорошее подспорье».
— И речи быть не может!
«Тогда дюжину навьих зеркал?»
Увидев, как загорелись зелёные глаза Ратибора, Лис поспешно дописал:
«Кольцо не навсегда возьму, а лишь на время. Верну, как только растопим синий лёд».
— Врёшь, — поджал губы царь. — Строишь козни, как твой отец. Знаю я ваше вражье племя… когда яблонька крива, то и яблочко у ней с гнильцой.
От
