разом заревел:
— Давааай гооол!
— Вот ведь чертяга, — пробормотал царь, перестав раздавать тычки соперниками, ибо это уже не имело никакого смысла, и теперь все кто был на поле, просто ждали, чем закончится новая дуэль шустрого сыщика и бедного вратаря.
«Это не футбол, а киножурнал „Ералаш“, — думал Самоваров, выбегая второй раз один на одни. — Кинокомедия, а не игра. И вообще, пора поговорить с гражданином царём по поводу засады. Я провалился в этот мир не для того, чтобы мячи забивать».
Глеб чуть притормозил, заметил страх в глазах голкипера боярской команды, который замер в воротах словно статуя, и саданул на силу в правый от себя угол. «Гооол!» — взвыл стадион, когда мяч запутался в рыболовной сети, повешенной на рамку ворот.
И в этот самый момент Самоварову пришла поразительная мысль: «А вдруг преступник украл саженец яблони не для того, чтобы расстроить свадьбу царевны Синеглазки, а чтобы навредить царю? И сон про это был, и больной на голову Гриша об этом сказал. По изуверской логике разбойника, все должны были подумать, что виноваты влюблённые бояре, а на самом деле виновник совсем другой человек. Вопрос в следующем — как можно навредить молодильным яблоком Евагрию Седьмому? Оно ведь, в конце концов, не отравленное».
— Чего застыл, чудик? — Улыбаясь, прикрикнул царь. — Дай я тебя обниму!
— Товарищ Евагрий, надо бы срочно переговорить, — прошептал Глеб, когда его прижал к своей борцовской фигуре сам самодержец. — Есть идея, как взять сегодня же нашего разбойника.
— В перерыве расскажешь, — тихо пробурчал Евагрий Седьмой Великолепный.
Глава 9
— Одиннадцать — три! — Восторженно кричала Василиса Гороховна, когда в тереме боярина Премудрого на многочисленные синяки, шишки и ушибы Глеба Самоварова накладывала целебную травяную мазь Медуза Горгоновна. — Я представляю, что напишут завтра в печатном листке «Морковских вестей»! Сыщик из Тулы — чемпион по гарпастуму. Команда фракции Гуманистов разбита в пух и прах! Царь Евагрий Эзопович Седьмой вручает чемпиону серебряный кубок! Обалдеть!
— Варварская игра, — недовольно проворчала Горгоновна. — Ещё немного, ещё чуть-чуть и нашего Глебушку просто бы изувечили. А ты тоже хорош, — цыкнула ведунья на сыщика, — зачем надо было самому загонять целых десять мячей в эту сетку? Тебе же царь человеческим языком подсказывал, чтобы ты пасовал на него. Бояре нашего самодержца тронуть бы не посмели.
— А я не знал, ой, ой, ой, — Самоваров схватился за бок, — не знал, что у вас здесь играть никто не умеет. Одни костоломы в команде у этих гуманистов собрались. И потом, сколько можно было пасовать на Евагрия Эзоповича, когда он из пяти верных моментов, запорол четыре?
— Жаль, меня на поле не было, — пробасил Герасим. — Я бы этим хуманитариям все ноги бы переломал. Голова не болит? — Здоровенный телохранитель Василисы указал на огромную сечку на лбу сыщика.
— Нет, — крякнул Глеб, но тут Горгоновна нанесла на рану что-то мерзко-зелёное и сыщика обожгла нестерпимая адская боль. — Аааааа! — Заорал он.
— Терпи, зато шрама не будет, — прорычала ведунья.
— Зря, шрамы украшают мужчину, — высказалась довольная до ушей Василиса.
— А мне дополнительные украшения без надобности, я не новогодняя ёлка, — огрызнулся Самоваров и стал постепенно терять сознание.
И как только мир перед глазами расплылся в радужных облаках, перипетии прошедшего матча тут же всплыли перед его внутренним взором. Ему вспомнилось, как он закатывал мяч за мячом, а обозлённый соперник, сообразив, от кого исходит основная угроза, принялся колотить настырного спортсмена при каждом удобном случае. Глеба толкали, сбивали с ног, гонялись за ним по трое и по четверо. И один раз даже пнули по лбу. А он, словно в него вселился разъярённый и упрямый бык, забивал и забивал.
Он ловил на себе восторженные взгляды царевны Синеглазки, довольную холодную усмешку царицы Варвары, раздражённую гримасу царя Евагрия и ещё сотни удивлённых и потрясённых лиц. Он расслышал, как отчаянно свистит Василиса, и как соперники шепчут в спину, что сейчас сломают его пополам. А на холме, где сидела простонародная публика, какой-то рифмоплёт сочинил заводную речёвку, которую постоянно горланили тысячи перевозбуждённых зрелищем человек:
Ту, ту, тульский пострел — три гола забить успел!
Ту, ту, тульский пострел — четыре штуки забить успел!
Ту, ту, тульский пострел — пять раз забить успел!
Ту, ту, тульский пострел — шесть мячей забить успел!
— Сомлел, родимый? — Медуза Горгоновна привела сыщика в чувство, сунув ему под нос какую-то вонючую гадость. — Ничего сейчас всё переболит, заживёт, и вечером на балу будешь как новенький.
А в этот момент весёлая Василиса Гороховна прыгала по комнате и задорно напевала:
Ту, ту, тульский пострел — восемь раз забить успел!
Ту, ту, тульский пострел — девять штук забить успел!
Ту, ту, тульский пострел — десять мячей забить успел!
— Даааа! — Заорала она вместе с Герасимом, как это делали тысячи человек на прошедшем матче. — Глеб, ты же вошёл в историю нашей страны как лучший голпасист в мире! Обалдеть!
— Да уж, вляпался я с вами в историю, — проворчал Самоваров, — давайте обговорим план сегодняшней операции. Значит так, слух, что новый неучтённый саженец волшебного растения доставлен в столицу, запущен. Сам царь об этом объявил в раздевалке всем боярам, которые естественно приглашены на вечерний бал. Тройной дозор сторожевых стрельцов перед оранжереей уже выставлен. Вашего великого ботаника Григория Матвеевича Сазонова ввели в курс дела. Так же внутри здания спрятались ещё четверо крепких бойцов. Далее кремль имеет несколько надвратных башен, и они все, кроме самой главной сегодня будут закрыты. Охрана этих ворот возложена на дьяка сыскного приказа Юрия Долгорукого, то есть Длиннорукого. При дьяке будут находиться ещё пятеро его людей.
— Стопе! — Подскочила Василиса. — А если Юрка сам заказчик кражи? Ему в таком деле доверять нельзя!
— Поэтому, за Юрием уже установлена тайная слежка, — спокойно ответил Глеб. — Однако чтобы не полагаться на слежку, когда начнётся бал, то бишь спустя час, я сделаю вид, что мне уже хорошо и в сопровождение Герасима, который так же сделает вид, что ему хорошо, захватив кувшин пива или вина, пойду к людям Юрия Длиннорукого. Присмотрю за ним одним глазком. А в это время вы, Медуза уважаемая Горгоновна, с эликсиром правды ждёте на балу во дворце. Всё! Сцапаем голубчика как миленького!
— А где буду в это время я? — Прошипела Василиса Премудрая, догадавшись, что её хотят оставить вне игры.
— Присмотришь за батиной квартирой и за тётушкиным котом Пыжиком, — ответил Глеб. — Вон, у него какая морда наглая, жрёт сегодня целый день, даже кашу твою горелую слопал, которую мы выбросить не спели. Я так понимаю, без этого рыжего пройдохи мне в свой мир не вернуться?
— Правильно понимаешь, — кивнула головой ведунья, как вдруг разбушевалась её несносная племянница Василиса:
— Стояяять! — Завизжала она на ультразвуковых частотах. — Без меня на дело не пущу! А это ты видел?
Девушка вытащила из голенища длинную кожаную плеть. Затем этот кнут обрисовал окружность вокруг головы Василисы и, рассекая воздух, устремился одним концом к керамическому кувшину, который никому не мешая стоял в пяти метрах на полке.
— Бац! — Раздался громкий треск, и сосуд из обожжённой глины разлетелся на множество мелких кусков.
— Повторяю вопрос, где я буду находиться во время специальной операции? — Сверкнув глазами, спросила сыщика Василиса, сжимая кнут в руке.
— Как где? — Переспросил Самоваров. — Я же сказал, будешь охранять, кхе, тётушку Медузу Горгоновну с ценнейшим эликсиром правды. Ты сегодня в нашем деле — ключевая фигура. Только давайте чего-нибудь перед царским балом перекусим, — после того, как боль во всём теле отступила Глеб почувствовал нестерпимый голод.
— Правильно, пора бы и пожрать, — лаконично поддакнул Герасим.
* * *
Самые знатные гости в кремлёвский царский дворец стали стекаться всего лишь за пять минут до объявленного бала. Чтобы этим самым показать, что они и царя уважают, и сами не на помойке найдены. К этому времени Глеб Самоваров со своей «группой быстрого реагирования» слонялся по дворцу не менее получаса. Он перекинулся парой слов с изобретателем Емельяном Щукиным и растениеводом Григорием Сазоновым, которые, не дожидаясь
