сплюнул за перила крыльца, Алекс смотрела на него с мягкой улыбкой:
– Все мужья изменяют.
– За всех не скажу. Я жене не изменял.
Алекс внимательно на него смотрела.
– Наверное, твоя жена была очень счастливой женщиной.
Макс закашлялся.
– Не знаю. Теперь уже не спросишь.
Он долил им остатки вина, они стукнулись хрусталём. Стемнело, стало сыро, запищали комары.
– Мне муж изменил, наверное, с сотней женщин. И каждый раз заботился о том, чтоб я непременно об этом узнала.
Макс осторожно спросил:
– Но… ты всё равно оставалась с ним?
Она кивнула:
– Да.
– Но почему?!
– Многие вещи принимаешь на веру, когда тебе двадцать лет. Он говорил, что любит только меня, но у него особый склад, артистическая натура, ему нужны острые ощущения, свежие переживания, иначе он пропадёт, зачахнет, – она говорила спокойно, как будто про другого человека, Макс, замерев, слушал, – Под свежими переживаниями он подразумевал вовсе не новое женское тело – это я ещё как-то могла бы понять… Он весь расцветал, когда я, узнав про очередную девку, чуть не в петлю лезла от отчаяния.
– Что же хорошего он мог в этом находить?
Она улыбалась:
– Ты не понимаешь. Ему так сладко было мириться со мной, признаваться в любви, дарить цветы. Это же, как будто каждый раз новый медовый месяц! А потом он сказал, что мечтает увидеть, как меня любит другой мужчина. Я, сперва, подумала, что он просто фантазией со мной делится, а он привёл этого мужика к нам в дом.
Макс стоял, как громом поражённый.
– Вот. Я ушла от него. А через год вернулась. Целый год бродила по свету – вулканы, грозы рисовала, людей много интересных встретила. Хорошее время было!
– Но… ради Бога, зачем ты вернулась к нему?!
– Надеялась, что он всё-таки любит меня. И ещё меня родители заставили.
– Я отказываюсь в это верить!
– Это правда, Макс. Ты ведь не знаешь, что за человек мой бывший муж. Умный, талантливый, начитанный. Поддержит любую беседу. Редкое чувство юмора. Занимается спасением какого-то дальневосточного леопарда. Несколько лет назад проникся историей безнадёжно больного мальчика, одарённого скрипача, организовал сбор средств, насобирал огромную сумму, мальчику сделали операцию в Германии. Они очень редко поправляются, эти дети, на которых всем миром складываются, а этот нет, выздоровел… И всё это… вот это вот всё – создаёт вокруг этого человека небывалую ауру, которой ты не можешь противостоять. Мать с отцом безоговорочно приняли его сторону, сказали, что я всё выдумала, неправильно поняла, что я глупая, а такой замечательный муж – это счастье, единицам так везёт… – она вздохнула, – Там фонарь перегорел на дорожке. Проводишь меня?
Макс, ещё не до конца придя в себя от услышанного, растерянно кивнул.
По дороге в сторожку они заглянули к собакам. Сначала, проведали биглей, потом малышей-лабрадоров – вскоре щенков должны были разобрать волонтёры и Макс уделял им особое внимание. Была уже ночь, когда они, наконец, добрались до домика Алекс.
– Спасибо за ужин, Саша. И за Лёньку. Он становится таким живым рядом с тобой, делается обычным ребёнком.
– Он и есть обычный ребёнок.
– Спасибо, – снова пробормотал Макс.
Вот сейчас обнять её и поцеловать в губы без всяких ненужных слов. Но он разучился ухаживать, разучился соблазнять, превратился в какого-то деревенского валенка!
Алекс улыбнулась в темноте:
– Спокойной ночи!
Она приподнялась на цыпочки, дотянулась до его щеки, невесомо поцеловала и зашла в домик. Макс постоял, глядя на захлопнувшуюся дверь, чертыхнулся, пошёл по дорожке к дому, но остановился на полпути – с конца улицы доносились голоса, ему даже показалось, что он слышит женский плач.
«Что ещё стряслось?» – подумал Макс, вышел за калитку, пошёл на шум.
Возле дома Бонье собралась небольшая толпа зевак, у самых ворот маячила высокая статная фигура Влада Покровского, Макс сделал вид, что не заметил бывшего товарища, подошёл к стоявшим на отшибе Сержу с Анатолем, пожал им руки, спросил:
– Что?
Серж, очень бледный, без слов, глазами указал Максу на двор Бонье. Макс сделал туда несколько шагов, пригляделся. Сначала ему показалось, что с той стороны забора, под старой сосной, стоит скрученный в рулон большой ковёр. Потом он прищурился, всмотрелся в предрассветные белые сумерки, и на мгновенье перестал дышать. Под деревом валялась высокая барная табуретка, а на крепком коротком суке, в петле из толстой мохнатой верёвки висел в своей полосатой пижаме Игорь Иванович, троюродный брат Владимира Бонье.
Глава 5
Макс подошёл к низкому плетню, остановился, свистнул, весело сказал:
– Бог в помощь!
Дениска Марченко, местный участковый, весь красный, блестящий от пота, корчевал пень у себя во дворе. Услышав посвист Макса, он разогнулся, вытер рукавом лицо, замысловато выругался. Макс рассмеялся:
– Ты чего это такой строгий с утра?
– Проклятый пень! Второй день с ним мучаюсь! Мать запилила совсем, говорит, что он здесь ей мешает, и от батьки помощи никакой – неделю в запое! Комары зажрали всего… О, Господи! – простонал Денис.
Макс погладил выбритые щёки:
– Лебёдка нужна.
– Нет у меня.
– У меня есть, – улыбнулся Макс.
…Они сидели на веранде, и пили чай, мать Дениски ставила на стол закуски – сушки с маком, пряники, бутерброды с варёной колбасой на свежем хлебе. Макс ел с удовольствием.
– Тёть Вер, пень нужно обязательно сжечь. Он весь в плесени, до самого низа. Может заразить другие деревья.
– Дай тебе Бог здоровья, Паша, и невесту хорошую! Если б не ты, этот мент с ним до зимы бы возился! Тьфу!
Дениска обиженно посмотрел на мать, но отвечать не стал. Мать у Дениски была немолодая, но очень сильная и очень властная, и сын до сих пор боялся её, как в детстве. Женат в свои тридцать семь он не был тоже из-за неё – все его девушки, по мнению матери, были недостаточно хороши, чтоб войти в их покосившийся дом.
Женщина, тем временем, пристально смотрела через окно на валяющийся посреди двора пень.
– Сжечь говоришь… – раздумчиво пробормотала она, взяла ковш, набрала в него холодной воды, – Пойду будить старого козла, пусть помогает! Вот что за жизнь у меня, Паша? Муж алкоголик, сын растяпа, ни о чём попросить нельзя! Подпол каждый год замерзает, таскаю банки с огурцами туда-обратно, а им и дела нет!
– Мама… – несмело попытался протестовать Дениска.
– Цыц, слуга народа! С такими слугами нас тут всех скоро перережут! Тьфу! – снова сплюнула она и, держа ковш на вытянутой руке, вышла.
Макс зацепил на указательный палец несколько сушек, одну сунул в рот, принялся грызть.
– А зачем ей вода?
– Отца полить, – спокойно сказал Дениска, взял два бутерброда,
