— С таким же успехом это может быть какой-нибудь твой сосед-пакостник, — заметила она. — Кто-нибудь из тех, кто затаил обиду на полицию. Тут не обязательно что-то личное.
Кардинал приподнял пластиковую папку:
— Судя по штемпелю — Маттава.
— Ну, тогда… Слушай, а почему бы тебе не махнуть на это рукой? Тебе ведь это не поможет. Тебе не станет легче. Если ты в это полезешь, тебе придется преодолеть уйму всяких сложностей. Я даже не уверена, что ты их сможешь преодолеть.
— Я собирался попросить об этом тебя.
— Меня. — Она посмотрела на него, и взгляд у нее уже не был таким мягким.
— Мне нельзя этим заниматься, Лиз. Я — лицо причастное.
— Я не могу это расследовать. Это не преступление — послать по почте мерзкую открытку.
— «Кто бы знал, что так повернется?» — прочел Кардинал. — Ты не считаешь это угрозой? Если учесть ситуацию.
— Я бы назвала это утверждением. Оно касается жизни в целом. Оно не содержит угрозы причинить вред в будущем.
— И ты даже не считаешь его двусмысленным?
— Нет, Джон, не считаю. Первая часть, конечно, отвратительная, но это не угроза. А вся эта штука в целом — глумление, не более того. По поводу глумления не заводят дел.
— А если Кэтрин не покончила с собой? — спросил Кардинал. — А если ее действительно убили?
— Но ее не убили. Она оставила записку. У нее было определенное прошлое. Те, кто страдает маниакально-депрессивным психозом, то и дело себя убивают.
— Я знаю…
— Ты видел записку, она написана ее собственным почерком. А потом, я обыскала ее машину. И нашла блокнот на пружинке, в котором она ее писала. Там же нашлась и ручка. Вспомни, ты сразу сказал, что это ее почерк.
— Ну да, но я же не эксперт.
— Никто не видел и не слышал ничего подозрительного.
— Но дом только-только начали заселять. Сколько человек там живет? Пять?
— Пока купили пятнадцать квартир. Десять из них уже заселены.
— Иными словами, какой-то город призраков. Какова вероятность, что кто-нибудь что-то видел или слышал?
— Джон, мы не нашли никаких следов борьбы. Ни малейших. Я сама осмотрела крышу. Ни крови, ни царапин на чем-то, ничего не сломано, не разбито. Эксперты и коронер считают, что ее положение на земле соответствует картине падения с высоты.
— Соответствует картине. Значит, ее могли толкнуть.
— Вскрытие тоже ничего такого не показало. Все указывает на самоубийство. Нет ничего, что говорило бы о другом.
— Я хочу знать, кто отправил эту записку, Лиз. Ты мне поможешь или нет?
— Я не могу. Как только мы получили отчет патологоанатома, Шуинар закрыл дело. А раз нет дела, то нет и номера дела. Что я скажу людям? Речь идет о моей работе.
— Ладно, — произнес Кардинал. — Забудь, что я тебя просил.
Он встал и взял с кресла свою куртку. Он стоял перед окном, застегивая пуговицы. Там, за стеклом, небо было по-прежнему сверхъестественно синим, и опавшие листья лежали золотисто-охряным пуховым одеялом.
— Джон, никто никогда не поверит, что человек, которого он любил, покончил с собой.
— Ты кое-что пропустила. — Кардинал показал на стекло. В окно было видно, как в листве играют две соседские девочки, кувыркаясь, словно щенки.
— Тебе ни к чему это делать. Незачем искать виновных. Ты не виноват в ее смерти.
— Я знаю, — ответил Кардинал. — Но, может быть, Кэтрин тоже в ней не виновата.
7
Все следующее утро Делорм не могла выкинуть Кардинала из головы. У нее была целая пачка отчетов, которую надо было перерыть, всевозможные обвинения в нападениях и кражах, которые следовало проверить, и один насильник, который на следующей неделе должен был предстать перед судом. Ее главный свидетель перетрусил, и все дело грозило развалиться.
А потом детектив-сержант Шуинар взвалил на нее еще одно дело.
— Тебе должны позвонить из торонтского отдела секс-преступлений, — сообщил он. — Похоже, у них для нас кое-что есть.
— Откуда у торонтского секс-отдела кое-что для Алгонкин-Бей?
— Очевидно, они завидуют нашей всемирной славе. В любом случае — не благодари меня. Тебе эта история вряд ли понравится.
Звонок раздался полчаса спустя, от сержанта Лео Дюковски, уверявшего, что помнит Делорм по конференции криминалистов в Оттаве, проходившей года два назад. Он тогда выступал с докладом по компьютерной тематике, а Делорм участвовала в дискуссии по проблемам бухгалтерии.
— Судебной бухгалтерии? — уточнила Делорм. — Значит, это было почти десять лет назад. Видимо, я тогда сделала вам что-то ужасное, раз вы до сих пор меня помните.
— Ничего подобного. Я помню вас просто как очень привлекательную французскую женщину, с очень…
— Франкоканадскую, — поправила Делорм. Она была не против того, чтобы с ней флиртовали, но всему есть границы.
Но сержант Дюковски ни на секунду не смутился.
— … с очень французским именем и без малейшего акцента.
— А что такое? Думаете, мы все живем в глухих лесах? И разговариваем, как Жан Кретьен?[11]
— Это еще одна штука, которую я про вас запомнил. Вы довольно обидчивая.
— Может быть, вы сами вызываете в людях эти чувства, сержант? Вам это не приходило в голову?
— Видите, вот по таким замечаниям мужчины вас и запоминают, — проговорил Дюковски, — а между тем мужчине предстоит довольно неприятная работенка. Хотя вам, может, даже понравится этот случай. Придется повозиться, но награда будет очень неплохой — если все получится. Мы уже давно следим за распространением детской порнографии в интернете. Одна девочка засветилась там уже несколько лет назад и с тех пор продолжает появляться. Ей было семь лет, когда мы ее впервые увидели. Мы думаем, что сейчас ей уже тринадцать или четырнадцать.
— Она появляется в разном антураже? С разными растлителями?
— Нет, все время с одним и тем же типом. И понятно, он старается, чтобы его лицо не попало в кадр. Но похоже, снимается это всего в нескольких местах. Мы пытались выделить определенные элементы на заднем плане — мебель, вид из окна и тому подобное.
— И вы считаете, что она живет в Алгонкин-Бей?
— Или живет, или приезжает. Мы не на сто процентов уверены. Материалы вам уже везет курьер. Потом сообщите нам, что вы насчет этого думаете. Если на этих фотографиях действительно Алгонкин-Бей, мы, конечно, сделаем все, чтобы вам помочь, но дело тогда, понятно, перейдет к вам. Ну как, теперь вы рады, что я вас запомнил?
