Самый страшный враг таился в нем самом, являлся самым близким ему существом. Брат больше, чем Тельмон; возлюбленный больше, чем Дирив, враг более коварный, чем префект Корин или доктор Дисмас. Тайный подельщик, призрачное отражение души, темная ее половина — его Тень.
Доктор Дисмас объяснил, что это зерно выращивает в его теле всепроникающую нервную систему, параллельную сети нейронов в мозгу Йамы фактически его полную копию, только гораздо меньшего размера: каждый псевдонейрон не более сотни молекул в ширину, а каждый псевдоаксон — нить толщиною в шесть атомов углерода. Йама не мог до конца понять смысл этих объяснений; многое из болтовни доктора Дисмаса до него не доходило. Однако он чувствовал, как Тень развивается в его теле, потихоньку подбираясь к потаенной шкатулке черепа. Даже сны теперь ему не принадлежали. Большей частью они являли пестрые картины сражений и восставших городов, но в одном знобком сновидении он увидел ликующую толпу людей, которая, взявшись за руки, исполняла какой-то величественный танец. И позади каждого из танцующих, повторяя все их движения, высилась тощая зловещая фигура, тонкая, как бумага и черная, как сажа.
Йама понимал, что Тень, проникнув в его мозг, овладела его необычайными способностями и теперь использовала их для покорения машин, верных делу Хранителей. Она настраивала их против армии Департамента Туземных Проблем. Йама чувствовал, как Тень гонит прилив войны к берегам Иза. Видения битв не были пустой фантазией, это были сцены вмешательства Тени в ход войны далеко в верховьях реки. Они просачивались из ее сознания в сознание Йамы. Он не мог помешать Тени пользоваться его способностями, однако Йама вскоре выяснил, что может следовать за нею в мир, как альбатрос на мачте караки. Бодрствуя, он был теперь не в состоянии даже ощутить присутствие машин, не то что покорять их своей воле. Однако, находясь в объятиях глубокого транса, который в эти дни заменял ему сон, Йама мог оседлать сознание Тени и тайком увести какую-нибудь машину, улетев с нею далеко от ужасных картин, где скрещивались лазерные лезвия, били фонтаны огня, кричали люди и выли чудовища.
Мир в этих полетах представал перед ним отчасти прозрачным; куда бы Йама ни посмотрел, он везде узнавал что-нибудь новое. Воспользовавшись мощным радаром машины, он увидел древних землероек в самых сокровенных глубинах Великой Реки. Их сопровождали стаи гигантских полипов, которые чистили землеройкам керамические панцири и выбирали лакомые кусочки из песка, перекачиваемого в район Краевых Гор. Под тонкой коркой поверхностных слоев Йама увидел подземные проходы и огромные каверны, в которых работали машины неимоверных размеров, увидел гигантские двигатели в килевом основании мира. В спектре электромагнитных волн, излучаемых живыми организмами, Йама целиком видел узкую полосу обитаемого мира и окутавший его мягкий свет. Он видел низменность Утерянных Вод. Она предстала его глазам как белый, сверкающий отраженным жаром ландшафт, по которому двигались яркие искорки людей и животных. Видел мириады машин, которые заботливо копошились по всему миру, создавая вечно меняющийся рисунок электромагнитных связей. Видел далекое облако мятежных машин, повисшее в нескольких миллионах лиг от орбиты Слияния. В этой блеклой туманной каше из электронных следов уже нельзя было различить ту черную машину, которую Йама невольно вызвал себе на помощь.
И отовсюду Йама слышал слабые стоны пребывающей в родовых муках Вселенной, слышал ноющее завывание и кукурузное потрескивание радиосигналов галактики под килем мира, слышал смутное щебетание звезд ореола. А кроме того, Йама улавливал гудение коллапсоидного диска вокруг Ока Хранителей, мощный треск плавящейся материи в гравитационных узлах ускоряющихся газовых потоков, слышал фрикативное шипение молекулярного водорода, ритмичное уханье раскаленной материи, мчащейся к своему окончательному разрушению за горизонтом черной дыры в центре диска, где находилось великое Ничто. Ничто, откуда не было выхода, откуда не могли вернуться даже Хранители, отправившиеся в это небытие по собственной воле.
Теперь лишь последнее мгновение жизни Вселенной способно вернуть их в реальный мир.
Однажды ночью Йаму посетило странное чувство: за передовой линией армии Департамента Туземных Проблем он как будто заметил что-то знакомое. Это впечатление походило на возникшую и ускользнувшую мысль, на мелодию, которую никак не получается вспомнить. Какая-то тусклая звездочка, мерцающая слабее, чем огонек самой маленькой машины, влекла его, как влечет усталого путника в конце долгого унылого пути свет родного очага, и он, ободренный сердцем, устремляется к дому. Но как только Йама полетел к нему и машина, которой он воспользовался, понеслась над угрюмыми волнами ночной реки, Тень зашевелилась и проснулась, а с нею проснулся и Йама. (Выше по реке машина вдруг обнаружила, что находится над серединным течением Великой Реки и движется по гравитационной геодезической линии к Офиру. Она так резко затормозила, что от трения ее корпус раскалился докрасна, потом завертелась вокруг своей оси, совсем как отряхивающаяся собака, вспомнила задачу, которую ей следовало выполнять, определила координаты и, смущенная, поспешила назад.) Проснувшись, Йама понял, что за искра его привлекла. Эта мысль согрела ему сердце и придала силы. Он поклялся: я найду его, узнаю, жив ли Пандарас, он должен быть жив; диск действует, только если он держит его в руках, не все еще потеряно.
Разумеется, это было слабым утешением. Пусть он найдет Пандараса, что он ему скажет? А если сам Пандарас отыщет Йаму, что он сможет сделать?
Призрачная надежда, но другой у него не было.
5. ОФИР
Когда-то Офир был самым прекрасным городом Слияния. Процветающий и спокойный, он поражал великолепием своих каналов, благоухающих ароматом водяных лилий. Роскошные пальмы и цветущие деревья окаймляли эти водные артерии. Белые, словно соль, дома утопали в зелени чудесных садов, террасами спускающихся со склонов. Главный храм города славился мудростью своих аватар. Три расы жили там в согласии и гармонии. Славу города составляли ювелиры, ткачи и чеканщики, а в его семинарии получила образование половина всех священников Слияния.
Война преобразила Офир. Население города возросло в десять раз. Солдаты, идущие за ними торговцы и шлюхи, беженцы запрудили улицы, встали лагерями в муниципальных парках и цитрусовых рощах вокруг города. Со стороны верховий над предместьями висели огромные флайеры, некоторые превосходили размерами караки, вмещающие тысячу солдат за раз. Доки оказались забиты кораблями, на причалах высились груды товаров для армии. В парке вокруг главного храма выстроились бараки. Процветало незаконное виноделие для нужд тысячи ночных баров. Начались кровавые разборки между бандами, контролирующими торговлю наркотиками и проституцию, а также между бандитами и городской стражей, которая пыталась хоть как-то их обуздать. Никем не убранные трупы лежали на обочинах шумных улиц, их обгладывали шакалы и лисы. Мертвецы плавали в широких каналах среди великолепия цветущих лилий, их сопровождали сонмища зеленых водяных черепах и парочка задумчивых грифов.
Город заполнили слухи о еретических культах, которым служат тайные адепты. В день приезда Пандарас и Тибор сами видели, как в кафе вошла женщина, а через мгновение все здание превратилось в оранжевый огненный шар, из которого выскочили две или три пылающие фигуры, чтобы тут же упасть замертво на тротуаре.
