class="p1">«Пуговица! У меня же оставалась ещё одна из камня… Стоит недорого, но на обед-другой вполне должно хватить».
— Погодите!.. Под… дождите! Вы!
Измученный, полный откровенной боли крик. Добежав на полусогнутых, Вивар буквально повис на торсе служителя. (Тот выставил ногу и выпятил грудь). Трубно дыша, секретарь, словно рыба, открывал и закрывал свой рот. Зажмурившись, он тяжело сглотнул.
— Сэр Элой Залив… — начал он… но не смог закончить. — Сер передать велел, что лучшего места для ночлега Вам не найти… чем заведенье «Кошка»… Там все в курсе.
Не понимая, мы со стражником посмотрели друг на друга.
Тот лишь пожал плечами:
— Да мы и знали. По плану.
Вивар посмотрел на сидевших.
Он нахмурился.
Сглотнув, ещё не отдышавшись, мужчина судорожно стал оправляться:
— И чтобы… проводили!
* * *
Впереди вновь показались ворота. Мост. Скверно сколоченные и с годами посеревшие доски с уже знакомыми следами; сбитый ивняк и шершавые даже на вид стволы старых сосен.
В охотку, провожатый мой сразу отыскал с кем «зацепиться языками». Я чуть отстал. Оглядевшись, с сомненьем пробежался по деталям: грязному дощатому настилу, старому «крупнощелевому» строенью у самых ворот и зарослям крапивы. Лесенке, которая валялась меж ярких клоков травы.
Наклонившись, я поскрёб грязную доску.
— Ци-га-рка.
Пальцы сжали, ломая грязную, дотлевшую до основания трубочку.
«Дождь… Дождь ведь будет… А он…» — долетали знакомые фразы.
Жалуясь на всё (включая жену и начальство), липниг трясущимися руками отсыпал себе немножко табачку, сунул руку в чужой карман и отсыпал снова. Молодой постарался не обратить внимания. «Так и сказал: „Чтобы ОТВЁЛ!“ Ты представляешь?.. Ребёнка будто какого веду, честно слово!»
Я распрямился. Отряхнув обрывки ткани на коленях, постарался привести мысли в порядок.
Это с трудом, но удалось:
— Поймаю *** ушастого!
При свете дня стало видно, что весь настил усеян коровьими лепёшками. Людей здесь было немного, и пара в форме стояла на самом краю опущенного моста, служа Заливу со всем усердием. На красных, обожжённых солнцем лицах их застыло раздраженье. Первый — проверял бумаги. Второй — мешал ему, занимал полмоста и плевался, скоро орудуя во рву длинным шестом.
В затылке что-то защелкало.
Деталь отчего-то показалась мне знакомой.
— Да ДУРАК какой-то цепь нам сбросил! — выплюнул страдалец.
Хотя его никто не спрашивал.
— Знать бы кто! Я б!..
— Провёл беседу! — перебил товарища более опытный старший. Цепкий взгляд его сразу определил качество ткани на моей голове. — Да… Я… Я прошу Вас пройти. Не задерживайте очередь. Что у вас в телеге?
Цепь снова сорвалась за жирной плёнкой ряски.
— Да… с-с такими нужно… говорить. Им…
— Нужно объяснять. Проезжайте.
Молодая орешина гудела. Она вновь согнулась, но снова всё дело окончилось ничем.
Мужчина сплюнул:
— Нырять надо!
Взгляд мой был направлен чуть повыше крон. Облаков в небе не было.
— Я сочувствую вам.
— Да иди ты…
Второй в шлеме, который был заметно выше, сделал манёвр. Воспользовавшись ограниченностью пространства, он загородил товарища спиною.
На очень широком, скуластом лице застыла деланно привычная улыбка:
— Ваша лошадь — Сэр. Ваша лошадь в лучшем виде устроена на "Конюшнях Залива'! Не волнуйтесь!
— Лошадь… — с различимым смешком из-за его спины.
Увязший шест ударился о край бревна.
— … Аки барашек рыжий!
В лицо ударила краска.
Позабыв о косящемся на меня торговце, я выпрямил спину. Выпятил грудь. Даже на цыпочки чуть привстал, чтобы заглянуть сержанту через плечо.
— Так!… А вы, как я понял, конюх? В породах смыслите⁈
Высунувшись точно так же, страдалец наглейшим образом посмотрел мне на грудь. На полосу, которая отчётливо делила её пополам. Под жидкой бородёнкой его расплылась чем-то весьма довольная улыбка.
«Тран ведь не может его толкнуть? Верно?»
IX
Провожатый мой остался «побеседовать». Идти по собственному его утверждению было некуда, незачем, да и некогда. Хотя с последним утвержденьем, чего уж кривить душою, я не вполне был согласен. Ладно уж. Пусть.
Лёгкий, освежающий ветер заставлял высокие сосны качаться. Поскрипывать и шелестеть длинной хвоей. Играть тенями на ещё совсем молодой листве орешника.
Как и в прошлый раз, большой плоский камень я нашел почти что сразу. И мой скарб… буквально в паре шагов. Если ночью куст казался сплошным, надёжным укрытьем, то теперь он просматривался насквозь. Моя поклажа буквально светилась, так что лишь удивляться оставалось, что её никто не заметил и не прихватил.
Развязав шнуры, я бегло пробежался по паре свёртков и узлам. Отыскал тугой рулон обычных брюк, измятую рубашку… (И вы-ы-ыдохнул). Наткнулся на теперь почти пустой кошель.
Я не мог отказать себе: прошёлся ногтем по выступающим краям монет. «Пять. И ещё пятнадцать золотых под валуном… Итого Двадцать Швен за Так. Это же… в уме уложить невозможно! Целый дом на пятом острове!»
Под увесистым кошелем чуть захрустели мои дорожные бумаги.
«…»
Я спрятал всё это на дно. Замаскировал сверху нижним бельём и, наконец, выдохнул. Огляделся. Прислушался. Где-то в кронах ударяли невидимые крылья. Издали доносился глас кукушки. Выдохнув, я вернулся к мешку. Но тут же подобрался, вновь вгляделся в разросшийся кустарник. Я вслушался: никого и ничего.
— Додумался где оставить, тоже мне.
Я выудил рубашку. Пару платков. И все остальное.
Наконец, после нескольких часов страданий, я мог себе позволить… справить нужду… Расслабиться. Зелень прикрывала надёжным пологом, так что стен не было видно. Здесь не было прохожих. Не было десятков глаз, которые ежесекундно следили за каждым моим движеньем. Я улыбнулся. Почувствовал, как чуть нагрелся медальон.
Взгляд, бродя, остановился на потертых брюках: «Отличный мышиный цвет, — не мог не оценить я. — Кто бы мог подумать, что „рыцарь короля“ станет ходить в таком по городу… Хах. Это даже смешно».
Я посмотрел на небо, через тёмные кроны.
Хруст сушняка. Не где-то в вышине, а рядом. Колени сами подогнулись. Прикрывшись (уж как смог), я голову вжал в плечи. Нащупал край обрывков панталон. Ястреб! Нижнее в розовых лентах, скомкалось.
За сухостоем, в паре тройке шагов, неспешно крался, именно крался, человек. Довольно низкий… Тощий… В измятом «вплоть до последнего изничтожения», исцарапанном колете стражника… Напоминающий нахохлившегося воробья… С зажатой в зубах цигаркой.
Я пригнулся ниже! По-гусиному переступил и, рискуя напороться на шипастый куст, подался вперёд. «Уши, — остановился я на самом выдающемся предмете. — Поотрываю к ястребу все уши!»
Стражник вышел на прогалину.
Он посмотрел по сторонам, вытягивая шею. Руки
