которой Витте совершенно потонул». По ощущению Крыжановского, чувствовалось отсутствие какого-либо плана действий. Возвращаясь домой, он проезжал через Марсово поле. Там стояли манифестанты, размахивали флагами, что-то кричали про «белого царя». Петербург не утихал. В три часа ночи Крыжановский заехал к министру внутренних дел А. Г. Булыгину. Тот подписывал какие-то бумаги. Его жена дремала в кресле. Булыгин показал корректурные листы с манифестом. Их прислали из «Правительственного вестника». Министр внутренних дел ничего не знал о готовившимся акте, что вызывало у него недоумение. Он прекрасно понимал, что это его последние дни в должности министра. Рассказывал, как еще днем приходила гувернантка детей П. Н. Дурново по прозвищу Кикиша, осматривала квартиру, решая, где разместить мебель: «И подумайте только, какая бесцеремонность у Дурново. Уже переезжать на мое место собираются, а мне ничего не говорят».
Революция разворачивалась в первую очередь в столице. Буря была в Петербурге, а затем кругами расходилась по всей стране. В этом не было ничего уникального. Нечто подобное случилось во Франции в 1848 году. И там поначалу революция мобилизовала немногих. Состоялось 70 банкетов, в которых участвовали приблизительно 17 тысяч человек. Произошел митинг, на который вышло около тысячи студентов и рабочих. В течение дня число митингующих увеличилось до 3 тысяч человек. Правда, к тому времени в Париже оппозиционные настроения давно укоренились. В центре растущих настроений, ожиданий и разворачивавшихся волнений оказался университет, безустанно производивший интеллектуальный пролетариат – юристов без шансов устроиться на службу.
В октябре 1905 года петербургские улицы представляли собой печальное зрелище. Движение замерло. Они не освещались. Перемещались лишь патрули и разъезды. Вместе с тем прежде бастовавший телеграф ожил. По России расходились новости о манифесте, ставя местную администрацию в тупик. Пришла шифрованная депеша от наместника Кавказа графа И. И. Воронцова-Дашкова:
В местной прессе… печатается на основании агентской телеграммы весьма странный по форме и неясный по существу манифест. Сомневаюсь, подлинный ли это. Прошу срочно почтить указанием.
Точно также и ярославский губернатор А. П. Рогович отказывался верить в подлинность документа. Более того, он конфисковал номера газет с манифестом. Когда выяснилось, что манифест подлинный, Рогович подал в отставку. В Перми на площади зачитывался манифест. Явился губернатор А. П. Наумов. Его подхватила толпа и повела по улице за красными стягами. Полиция еле отбила губернатора. Вскоре Наумов подал в отставку. Минский губернатор П. Г. Курлов узнал о манифесте из донесений полиции, в которых говорилось, что толпа читает какой-то документ, выставленный рядом с его резиденцией. Он приказал снять плакат и принести ему. Так он узнал о принятых в столице решениях. В Томске с разрешения губернатора состоялось массовое шествие. Участие в нем принял и сам «хозяин» губернии В. Н. Азанчевский. Процессия шла с царскими портретами, пела гимны. По ходу движения к ней присоединились самые разные элементы, отчасти сомнительные. Толпа подошла к театру, где митинговали студенты и рабочие. Из театра в процессию полетели камни. Театр был окружен и сожжен. Многие там задохнулись. Приблизительно в это же время был разгромлен дом городского головы А. И. Макушина, который сам участвовал в студенческом митинге. Справиться с беспорядками губернатор не мог. В итоге и он подал в отставку. Нечто подобное происходило в Москве, Варшаве, Киеве, Одессе… В Москве на Театральной площади митинговали студенты. Выступал ректор Московского университета А. А. Мануилов. Он поздравлял «свободных граждан». Студенты направились в сторону резиденции генерал-губернатора на Тверской улице. К главе московской администрации П. П. Дурново поднялась делегация с требованием освободить арестованных за участие в недавних беспорядках. Дурново вышел на балкон в сопровождении студентов с красными флагами. Генерал-губернатор благодарил толпу и обещал «снестись с Петербургом» относительно освобождения заключенных. Толпа свистела и кричала. В это время, по совпадению, через площадь проехала тюремная карета, которая перевозила отнюдь не политических заключенных, а бродяг и воров. Толпа бросилась их освобождать. Конвойные стреляли. Генерал-губернатор продолжал выступать на балконе. Студенты за его спиной размахивали красными флагами. В это время на Немецкой улице Москвы толпа во главе с Н. Э. Бауманом шла освобождать арестованных. Случилась стычка с полицией, в которой участвовали дворники из соседних домов. Бауман был убит ударом лома по голове. На следующий день были организованы его «красные похороны». «Все было красное: гроб, банты, цветные перевязи у несших гроб, красные флаги, красные плакаты с надписью „Долой правительство“ и др.». За гробом шли несколько десятков тысяч человек. По распоряжению московской администрации этому шествию никто не мешал.
В Киеве и Одессе произошли еврейские погромы. В Варшаве движение возглавили польские националисты и религиозные лидеры. Впереди манифестации шел католический архиепископ. Развевались национальные флаги с одноглавым орлом. В Прибалтике, в остзейских губерниях (современные Латвия и Эстония), фактически разворачивалась настоящая гражданская война. Там в ноябре 1905 года беспорядки по масштабам превзошли те, что имели место в сентябре и октябре.
Ситуация накалялась. Требований к правительству становилось все больше. Оно чувствовало себя все менее уверенно. Представители общественности – напротив. 18 октября в 11 часов утра Витте принял главных редакторов столичных журналов и газет. Они столпились вокруг будущего главы правительства. Витте говорил о необходимости сотрудничества, просил успокоить умы. Присутствовавшие повторяли два тезиса: нужна политическая амнистия и следует вывести войска из Петербурга. Последний пункт вызывал категорическое неприятие Витте. Ему говорили: если вооруженные силы останутся в столице, газеты выходить не будут. «Пускай уж лучше не будут выходить газеты», – парировал Витте.
Предстояло решить вопрос о будущих выборах в Думу. Крыжановский отказался принципиально менять архитектуру избирательного закона, подготовленного прежде. Она была слишком изощренной, чтобы перечеркнуть результаты всех прежних трудов. Крыжановский пытался ограничиться частными поправками. Так, были введены новые разряды избирателей, в том числе рабочая курия. В середине дня к нему заехал общественный деятель профессор В. Д. Кузьмин-Караваев. Его прислал Витте в расчете, что тот может помочь в деле усовершенствования избирательного закона. Кузьмин-Караваев был вполне удовлетворен подготовленным проектом. Витте прислал к Крыжановскому и Д. Н. Шипова, бывшего председателя Московской губернской земской управы. Тот был убежденным славянофилом и, следовательно, сторонником самодержавия, которое, правда, понимал как явление не государственного, а скорее нравственного порядка. Он не одобрял Манифеста 17 октября, скорый созыв законодательной Думы, но ничего своего предложить не мог.
На следующий день Крыжановский вновь встретил Кузьмина-Караваева – на квартире С. Ю. Витте. Чувствовалось, что граф хотел понравиться профессору. Долго тряс ему руку и сладчайшим образом улыбался. Кузьмин-Караваев, напротив, покровительственно жал руку главе правительства. Было очевидно, что Караваев уже готовился к должности министра юстиции.
