Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
чего провожает в зал, где уже началось торжество.
Я же пытаюсь походкой, наклоном головы повторять Брисеиду.
Царь поднимается со своего места, подходит и берет мою руку в свою:
— Наша уважаемая гостья, Пирра прибыла из далеких краев. Да начнется веселье.
Он усаживает меня рядом с одной из своих дочерей.
— Деидамия поможет тебе освоится у нас во дворце, — кивает Ликомед и возвращается к своему ложу.
Деидамия, глаза сверкают словно звезды, а румянец на щеках, как два персика. Она смотрит очень заинтересовано, обмануло ли ее это женское платье?
2019
Путь мужика
Весна. Птички поют. Солнышко светит. Идет мужик вдоль леса к дому. Машины мимо мужика проезжают, выхлопами в лицо воняют. А мужик довольный идет, улыбается. То ли зарплату получил, то ли водки выпил. Красота. Мужика дома баба ждет. Баба наверняка уже и пирожков напекла и самовар вскипятила. Еще довольнее улыбается мужик да присвистывает.
Дорога песчаная, обочина пыльная, машин все больше. И надо ж такому случиться: орава детей перед ним во главе с гусыней-матерью. Идут на всю ширину обочины, переваливаются, не обойти никак. Раз попробовал, второй, а они и не замечают. Одни галдят, другие рыдают.
Ну, решает мужик, на обгон. Заходит слева, теснит семейство, а сам по краешку канавы торопится пройти. И тут на тебе: прямо под занесенную для очередного шага ногу суется жаба.
— Блядь! Жаба! — выдает мужик громко.
Не специально, просто удивление захлестывает. Вот и получается, что весь детский сад за его спиной, во главе с гусыне-матерью, слышат.
Тут как в каком-то голливудском фильме с замедленной съемкой: мужик пытается не свалиться в канаву, гусыня возмущенно раскрывает рот и оттуда вылетает рев ментовской сирены, а ребятишки на разные лады, как колокольчики, напевают: «блять-блять-блять-блять-ть-ть».
Да-да. Как «бом-бом» или «дзинь-дзинь», только «блядь».
— Что ты творишь, морда твоя алкашская! — орет гусыня. — Материться средь бела дня! Позорище какое. Скотина ты невоспитанная.
— Так жаба ж, — пытается оправдаться мужик, — резко слишком!
Гусыня слушать ничего не хочет. Все также как сирена выдает:
— Да из-за таких как ты у нас на Руси все так.
И слюнями прям мужику в лицо брызжет.
— Коля, перестань жрать песок! Матвей, не дергай руку! Да не ори ты так, а то по заднице дам! Рома, только не в коровью лепеху! Фу, Рома! Фу! — отвлекается на детей гусыня.
Ну, мужик не дурак, под шумок и делает ноги от этой сумасшедшей. Бежит, уже почти добежал до дома, а в голове все крутятся слова гусыни. И так ему обидно стало: за себя, за мат, за Русь, за жабу. Так обидно, что пришлось рукавом слезу утереть (одну, скупую), чтоб баба не видела. А то еще подумает, что умер кто.
Вечер проходит — мужику обидно. К пирожкам не притрагивается. Угрюмо чай-почти-кипяток цедит. Жена не дергает, мало ли что.
Ночь проходит — мужику во сне обидно. Как он краснеет и бледнеет, пока его гусыня за одно коротенькое слово как школьника отчитывает.
Утро проходит — он снова к пирожкам не притрагивается. Жена уже вздыхает тяжело (всегда дурной знак).
— Решено! — кулаком по столу. — В Москву еду.
— З-зачем? — у бабы аж полотенце из рук падает.
— В университеты всякие поеду. Пусть там скажут, что из-за таких мудаков, как я, в стране все плохо.
— Мишань, да брось ты это. Ну подумаешь сказал кто-то что-то. С гуся вода и все.
— Не отговаривай, Любаня. Поеду. Мне надо узнать.
Очень решительно смотрит мужик на жену и кивает. Пока одевается, да бреется, баба все равно котомку собрать успевает.
— Огурчиков немножко, колбаски с хлебом положила, яйца вкрутую, чтоб не заляпался. В термосе чай, — мокро чмокает мужа в щеку, а он морщится: вот дура, до Москвы ехать-то минут сорок на автобусе.
— Не пропаду, — кивает, котомку забирает и уходит.
В Москве ветер и пасмурно. Все ходят хмурые. Мужик предложил бы дерябнуть, да не до этого ему.
Он в один университет сунулся, а там охранник ему:
— Пропуска нет? Нахер пошел.
Во втором, не дурак, говорит, мол:
— Забыл пропуск.
Усатый охранник (ну, ему бы тоже дерябнуть для настроения), смотрит на мужика:
— Куда? — бурчит, не поднимая взгляда от кроссворда..
— Так, на кафедру русского языка, — жмет плечами мужик, а сам удивляется своей соображалке.
— К кому? — ручка у охранника противно скребет по бумаге. Странно, что не рвется.
— К Иванову. У меня назначено, — улыбается мужик, уверенный в своей хитрости.
А сам пытается еще и имя с отчеством рассмотреть. Фото на стене, под ним написано, но уж слишком мелко.
— Это вряд ли. Помер он. Сорок дней сегодня.
— Может к кому-нибудь другому? Очень надо.
— Ну раз очень надо, — тяжело вздыхает охранник и нажимает кнопку. — Поднимешься на второй этаж, там направо. Кабинет 236. Только стучи громче, филологи еще те, могут не услышать.
Радуется мужик, что наконец-то узнает правду. На самом ли деле из-за мата на Руси все плохо. Бежит по лестнице, чуть не спотыкается. Один пролет, второй. Поворот и вот она нужная дверь. Волнуется мужик, вытирает руки об штаны и только потом стучится.
А за дверью музыка громкая. Будто бы гармонь, труба и гитара. Кто-то надрывается еще, орет. Ну, мужик еще сильнее стучит, разве что ручку не дергает, когда дверь наконец-то распахивается. В проеме краснеет круглое лицо, лоб весь в каплях пота:
— Вы заблудились? — перекрикивает краснолицый музыку.
— Мне б уточнить…
Мужика перебивает вопль из кабинета.
— Все надоело! Пиздец! Нахуй! Блядь! — и задорная мелодия трубы.
Мужик улыбается довольно.
— Так вы хотели что-то? — уточняет филолог.
— Узнать хотел, но уже все…
— Ну раз все, до свидания.
Кивает мужик и идет к лестнице. Спускается по ней и довольно улыбается. Раз уж такие ученые мужи, в университете работают и при этом матерные песни поют, значит не в матюках дело. Не в матюках.
2019
Эвридика
Тишина такая, что судорожное дыхание грохочет эхом о стены. Сидишь в тупике очередного коридора, сжавшись в маленький комочек и боишься пошевелиться. Ты одна. Плачешь?
Темнота такая, что смотришь на ладони и не видишь пальцев. Они должны белеть где-то здесь. Длину своих рук знаешь. Не видно ни пола, ни стен. Ничего. Просто уверена — они есть, ведь не падаешь. Страшно?
— Ди. Я тебе помогу! — от неожиданности сердце набатом стучит в ушах. Оборачиваешься в попытке разглядеть говорящего. — Ты должна меня слушать!
Шепот кажется знакомым.
— Иди вдоль стены.
— Не… — «Не называй меня так!» — хочешь продолжить,
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
